этот седовласый, очкастый тюфяк, больше смахивающий на Чикатило, чем на стареющую рок-звезду, и есть тот кореец, от которого до сих пор тысячи, миллионы русскоязычных меланхоликов сходят с ума? Нет, тупица, я же знаю, что это не он. Зря я вспомнила про Чикатило… Мою коллегу, Соньку, которая ныне живет в благословенном Израиле, пытался порезать на куски один такой. Кажется, его застрелили. Или с крыши сбросили. В общем, убили его наши доблестные полицейские, крышевавшие нас тогда, но мизинец на руке он успел ей спилить. После чего Сонька все прокляла здесь и свалила на историческую родину. Благодаря тому маньяку у нее произошла переоценка ценностей, и теперь она, девятипалая, живет по самым высоким мировым стандартам. Может, и мне повезет, как ей? Я смотрю на него. Очки, сигареты, плащ, мемуары… Нет, вряд ли. Ничего интересного меня не ждет, кроме охренительного мозгое…ства с философско-литературным уклоном. Все лучше, чем завышенные сексуальные запросы, которые с возрастом мне выполнять все труднее и труднее. А он случайно не пустой? «Сколько у вас денег?», – тут же спрашиваю я. Он бросает окурок на асфальт, и я вижу свои глаза в отражении его очков: «У меня в долларах, к сожалению. Около шестисот. Хватит?». «Пойдет», – говорю и сажусь, чтобы поднять брошенный им окурок, но начавшийся вдруг ветер несет его подальше от меня, к арыку, а я ненавижу, когда арыки забиваются мусором, и вода выходит из них и хлещет прямо по улицам. Я бегу за уносящимся от меня окурком, а ветер становится все сильнее, и я вдруг слышу вопрос моего нового знакомого, Марата: «Как вас зовут?». Окурок падает в арык, и его быстро уносит грязно-зеленая вода… Я сижу на корточках и думаю о том, как бы с него содрать все его шестьсот баксов, без остатка, так, чтобы он рад был их отдать? Но больше я думаю о том, куда вложить эти деньги? В Турцию смотаться? Ну, и немного думаю об экологии. «Алия», – отвечаю я, не поворачиваясь. Ветер превращается в вихрь, Марат садится на корточки рядом со мной. Низ его плаща колышется от ветра и бьет меня по бедрам, он замечает это, и прибирает плащ к коленям. «Необычно сильный ветер для нашего города, – говорит он. – Неспроста это, Алия. Мы встретились. И луна. И ветер. И ночь». Вот оно, началось. Это точно не Цой (боже мой, я все еще об этом думаю!). Есть всем знакомое, примитивное правило, верное во всех случаях – когда насилуют (вагину ли, анус ли, мозги – без разницы), надо расслабиться и получать удовольствие. А я это умею. И я вступаю в игру: «Марат, не придавайте значение бессмысленным, мертвым вещам. Ветер, луна, ночь – вы даете этим пустышкам высокий смысл и этим самым обесцениваете нас с вами. Мы встретились. И все. А дальше посмотрим». Он резко поворачивает ко мне голову, в линзах сверкнул лунный свет. «Да. Да», – кажется, голос его дрогнул. Я его зацепила. Раздается скрип двери кафе, мы оборачиваемся – из светящегося желтым светом проема в ночь гурьбой выходят посетители. Кафе закрывается, уже час ночи. «Пойдем в другое кафе?» – спрашивает Марат. Конечно, пойдем, я высосу из тебя все до цента, дорогой мой! А ветер усиливается, и нам трудно
