мука. Всё.
Петя купил две бутылки водки и ушел, даже не попрощавшись. Нашлась водка и для нас.
– Что же вы местным-то водку не продаете? – задал я вопрос из чистой справедливости.
– Если я им буду продавать водку, то они будут покупать только её. Денег-то у них почти нет, так пусть хоть детям что-нибудь купят, да и поесть себе.
Она рассказала, как на неё писали жалобу. Хоть письмо и было анонимное, но местных в нем опознали по фразе: «Особенно плохо продавщица относится к коренным жителям поселка, редко продает им водку и одеколонные напитки».
Мы вышли из магазина. У входа стоял, сворачивая самокрутку, пожилой ненец:
– Продайте бутылку, сильно выпить охота.
– Да мы тебе так отдадим, только покажи, как ты живёшь! – Олега снедало этнографическое любопытство.
В прихожей небольшого домика стояла невыносимая вонь. Прямо на земляном полу в беспорядке валялись: ободранная тушка нерпы, горка наваги, грязная одежда, сети, скелет оленя и мешок с мукой. В жилом помещении всё было скромненько и, как говорится, со вкусом. На дощатом полу возле печки – матрацы, небольшой самодельный стол и скамейки того же производства. Запах прихожей переместился сюда. Мы отдали бутылку Никитичу (так представился старый ненец) и вышли во двор немного поболтать.
– Медвежьей шкуры у тебя случайно нет? – неизвестно зачем спросил я.
– Сто ты, сто ты, медведя нельзя стрелять, посадят.
– А разве они здесь есть? – удивился Олег.
– Приходят иногда, однако.
– Куда приходят?
– Сюда, – просто ответил Никитич. – Вот сегодня ночью один приходил. Стоит возле двери и говорит: «У, у!». А я ему: «Посол на х… посол на х..!» Еле прогнал.
Мы с Олегом переглянулись. Начинал свежеть северо-западный ветер, а как быстро здесь раздувается метель, мы уже знали. Попрощались с Никитичем и пошли на судно.
На чуть припорошённом льду возле самого берега я заметил свежие следы медведя. Олег подошел, взглянул на них, как-то отрешённо посмотрел по сторонам и довольно резво заскользил в сторону парохода. Я не мог за ним угнаться. А вскоре и судно, до этого прекрасно видное с берега, укрылось в пелене метели. Мне стало страшновато. Я побежал, ориентируясь на следы Олеговых лыж. Но вот позёмка начала укладываться в широкие полосы, толщина которых росла на глазах, и я, потеряв следы, сбился с пути. Попытался ориентироваться по ветру, но вскоре понял, что это бесполезно. Ветер лупил то с одной, то с другой стороны. Метель кружила по бухте. Я испугался. Не было сомнения, что я нахожусь где-то недалеко от судна, но шанс заблудиться и уйти не в ту сторону был очень велик.
И тут я наткнулся на большой торос. Откуда он здесь взялся, было непонятно. Может быть, возник, когда ледокол ставил нас к ледовому причалу? Я сел. Поднявшиеся на дыбы льдины укрывали меня с трех сторон. Незаметно для себя, убаюканный завыванием метели, я задремал. Пошли сны, которые приходят к замерзающему человеку: я в одних трусах бродил по холодным коридорам парохода