кости-то в яме были человеческие, – заметил Калли, с любопытством слушавший разговор о тайнах бытия.
– Да, я тоже это заметил, – кивнул Ильмо. – Но я разговаривал с призраком девушки-туна…
– Ничего удивительного, – тут же отозвался Йокахайнен. – Туны сотворены магией Калмы не из воздуха и не из северных птиц, а из какого-то человеческого племени – может, и вашего. По их легендам, прародительница тунов пришла с юга, и крыльев у нее не было.
– И откуда ты все это знаешь, Йокахайнен! То есть, если бы похъёльцы перестали поклоняться Калме, они стали бы обычными людьми?
– Может быть…
День за днем они без происшествий шли через ельники и сумрачные долины, через вересковые пустоши и скалистые распадки, постепенно поднимаясь всё выше. Иной раз, оглянувшись назад с какого-нибудь крутого пригорка, Ильмо видел волнистые холмы в голубой дымке – леса, леса до края земли. Родная земля оставалась позади. Впереди вздымалась темная стена гор, перегородившая небо. И над ней, как острые волчьи клыки, – два снежных пика-близнеца Врат Похъёлы.
Вскоре выдался такой теплый, солнечный день, словно опять вернулось лето. Темная зелень сосен в синем небе, запах смолы… Только в воздухе кружились принесенные откуда-то ветром маленькие зубчатые желтые листочки. Ильмо сначала показалось, что это листья земляники, но потом он с удивлением узнал в них березовые.
– Горы не пускают сюда холодные ветра с севера, – объяснил всезнающий Йокахайнен. – Но как только мы перейдем на другую сторону хребта, так из лета попадем сразу в зиму. Вам даже не представить, как сурова тамошняя земля. Во внутренней Похъёле, к примеру, вообще не растут деревья – только вот этот ползучий березняк…
– Что ж, будем наслаждаться теплом, пока можем, – сказал Ильмо, подставляя лицо солнечным лучам и вдыхая здоровый, терпкий запах нагретой смолы, – Как здесь славно! Как будто мы и не в Похъёле.
Йокахайнен фыркнул.
– Ты дважды неправ. Во-первых, это не совсем Похъёла. Настоящие владения тунов начинаются за горами, сюда они не летают без крайней необходимости. Это ничьи земли, пустые и отравленные, которые Калма постепенно населяет своими рабами – вроде той кикиморы… А во-вторых, тут далеко не безопасно. Сегодня утром я проверял узелки…
Неспешная беседа была нарушена громкой руганью. Ильмо нахмурился, солнечный день перестал его радовать. Снова – уже не в первый раз – разгорелась ссора между Ахти и Калли. Калли никогда не отличался покладистым нравом и не умел держать язык за зубами, а в последние дни и вовсе потерял страх, как будто нарочно нарываясь на неприятности. Аке только посмеивался в ответ на дерзкие выходки мальчишки, Йокахайнен вовсе не обращал на него внимания. Но Ахти Каукомьели был не из терпеливых.
– Я не твой холоп! – доносились вопли. – Иди и собирай хворост сам!
– Поговори тут, сопля!
– От такого слышу! Пустомеля, бабий пересмешник!
Аке, чинивший у костра прохудившийся