мягко тронулся с места. Грозовский, как кумушка на перроне, помахал ему рукой. Переобщался с фабричными девчонками… «Лексус» в ответ посигналил и прибавил ходу. Грозовский не уходил, глядя на автомобильный поток.
Дарья вытряхнула из пачки длинную тонкую сигарету, взяла зажигалку, но в кабинете решила не курить. Здесь все раздражало – даже собственное отражение в изящном зеркале на стене. Зеркало говорило, что она злая, обиженная, униженная и несчастная.
Как же я вас всех ненавижу!
Напоследок глянула в окно – Димки и след простыл.
В закутке для курящих никого не было.
Но как только Дарья уютно устроилась на кожаном диване, из-за угла вылетела запыхавшаяся Кудряшова. Рыжая. Огромная. Безвкусная, как матрешка на ярмарке, с веснушками вполлица.
«Б-рр! – внутренне содрогнулась Дарья и бесстыдно дала ход своей гадкой мыслишке. – ЭТУ я ненавижу больше всех!»
– А Ольга где? У Димы? – притормозила возле нее Кудряшова, обдав приторным ароматом турецкого парфюма.
– Уехала, – Дарья выдохнула дым через нос.
– Уже?! – слишком бурно огорчилась Надежда и даже всплеснула руками. – Ах ты, господи…
У Кудряшовой всего было чересчур – эмоций, макияжа, жестов и… идиотских словечек.
«Да иди ты уже, – мысленно взмолилась Дарья, – а то я сейчас задохнусь».
– Ну надо же! – Надя прислонилась к стене, прижав к груди сумку. – Так и знала, что опоздаю… Оргтехнику закупала. Так пока все документы оформили, пока подписали… Телились, телились!.. – Она опять слишком горячо огорчилась, только руками, слава богу, не всплеснула.
«Иди отсюда, иди! – в отчаянии телепатировала Дарья. – Не могу тебя ни видеть, ни слышать!»
Но Кудряшова вдруг с сочувствием на нее посмотрела и плюхнулась на диван – близко-близко – Дарья даже ее дыхание почувствовала на своей щеке.
О, господи! Сейчас стошнит!
Но испытания на этом не закончились.
Кудряшова взяла ее руку в свои теплые пухлые ладони и проникновенно произнесла:
– А ты, Даш, брось! Не стоят эти мужики, чтоб из-за них расстраиваться, ей-богу!
– Ты это о чем? – Дарья высвободила руку и слегка отодвинулась.
Холодность и отстраненность – вот пока ее оружие.
– Да ладно, я же вижу, не слепая, – вздохнула Надежда. – Ходишь с тоской в глазах, даже с лица спала.
Холодность и отстраненность. Раньше времени нельзя выпускать этого черта – ненависть… Пусть сидит пока тихо, ждет своего часа.
– Я вон сколько своего счастья дожидалась, уж думала, все, не светит мне ничего, а дождалась. И ты дождешься. Встретишь того, кого надо! А этого, твоего, даже не вспомнишь потом. Я те точно говорю! У меня на это рука легкая.
Кудряшова наконец встала, отряхнула зачем-то юбку и помахала рукой – точно Грозовский от нее нахватался.
– Ладно. Пойду в бухгалтерию отчет давать.
Упорхнула, скрылась наконец с глаз. Только успела раза три обернуться и опять – все махала и махала своей