праславянам, согласитесь, пока не ясно.
– Вот. Запомним это, – сказала Афродита.
– Но ведь те же греки, пришедшие в Трою, чтобы отвоевать Елену, называли себя еще и ахейцами, – живо напомнил Александр. Казалось, этот достаточно скучный для неспециалиста разговор занимает его все больше.
– Действительно. И это очень интересный факт – он позволит нам сделать совершенно неожиданный вывод, достойный захватывающего детектива… Опять же, не буду утомлять вас сложными лингвистическими выкладками, скажу лишь, что формы «Аххия» и «Аххиява» до прихода греков изначально представляли название области, находившейся на северо-западе Анатолии, в которую входил и район Троады… Ну что, не правда ли, неожиданно?
– Вот это да… Выходит, троянцы это и есть ахейцы? Что же, ахейцы воевали сами против себя?
– Ахейцы – да не совсем, – ухмыльнулся Арей, довольный произведенным эффектом. – Нельзя забывать, что между проходом праахейцев через Троаду по пути в Грецию и началом Троянской войны прошло не менее тысячи лет. Из Причерноморья они принесли с собой имя «данайцы». После пребывания на северо-западе Анатолии в память о стране Аххия-Аххиява, они стали «ахейцами». А поселившись в Арголиде[7] в долине Пенея, обрели прозвище «аргивяне».
– И все прозвища употребляются Гомером в «Илиаде», – сказал Александр. – Он считал это нормальным. А мы тут вынуждены гадать, отчего одни и те же герои у него называются то ахейцами, то аргивянами, то данайцами. Теперь понятно… Но что все-таки случилось с прагреками, оставшимися в Трое? Мы как-то о них совсем забыли.
– Ну что с ними могло случиться? – развел руками Арей. – Естественно, они слились с той человеческой и языковой средой, которая их там окружала и которая принадлежала протофракийцам, дав таким образом начало новому полиэтническому конгломерату, образовавшемуся за тысячу лет в этом районе[8]. Поэтому ни о каком военном противостоянии греков в данном случае не может быть и речи.
– Хотелось бы узнать о роли самой Трои во всех этих событиях. – Голос Александра отчего-то взволнованно дрогнул. – Очевидно, что Троя для греков была не просто одним из вражеских городов. Скорее, наоборот: ведь Гомер сказал о ней, кстати устами самого Зевса:
…под сияющим солнцем и твердью небесною звездной
Сколько ни зрится градов, населенных сынами земными,
Сердцем моим наиболее чтима священная Троя.
– Верно подмечено, – одобрительно кивнул Арей. – У них было совершенно противоречивое отношение к этому «священному для многих греков, вписанному в фамильные легенды греческих династий и в то же время разнящемуся от греческого мира и в обрядовой сфере, и во многих культурных предпочтениях, дразнящему к тому же греческих правителей своей древностью»[9] городу. Им было обидно, что они оставили некогда этот город, поддавшись чувству, заставлявшему их идти в неизвестность. Очень