ритм сальсы. Был совершенно чужой, незнакомый ей человек, повзрослевший за одну ночь лет на двадцать.
Синдром отмены, как и предупреждала Люсинда, накрыл ее с головой, десятикратно усиленный чувством вины и непоправимой ошибки. «Морская звезда» торопливо уходила от причала маленького курортного городка, оставляя за собой пенистый след в изумрудных волнах. А душа Марины корчилась в болезненных судорогах запоздалого раскаяния, переживая разлуку с Мигелем, как мучительную наркотическую ломку.
Она почти ничего не ела, целыми днями не выходила из каюты, не сходила на берег, когда в очередном порту останавливались, чтобы пополнить запасы топлива, воды и пищи. Лишь ночью она замирала на верхней палубе, обессиленно уронив голову на сложенные на перилах руки, потому что находиться в постели, еще помнящей тепло его тела, было совсем невозможно. В мозгу ее бессонными ночами прокручивался бесконечный оправдательный монолог. Она пыталась подобрать все более убедительные слова, перестраивала английские фразы, переходила на русский, каялась, униженно просила, умоляла. Но все было бесполезно, потому что перед глазами все еще видела его безразличный потухший взгляд.
А тело, как жизненно необходимую дозу наркотика, жаждало прикосновений его рук, то скользящих и нежных, то грубовато-властных. До крика, до хрипоты мучительно хотелось вновь ощутить тяжесть его тела и горячую пульсацию внутри своего. Снова вдохнуть запах его кожи – запах солнца, прогретого песка и морской соли. Зарыться пальцами в густые, черные как смоль, гладкие как шелк, кудри. Губами ловить солоноватый вкус его поцелуев – вкус южного моря и соленого ветра.
Она сжимала в ладони его последний подарок – каменное сердце с пулевым отверстием в центре и, ощущая подкатывающий к горлу ком, понимала, что по глупости, невольно, роковой выстрел сделала сама. И через такую же дыру из трепещущего искреннего сердца Мигеля безвозвратно и неотвратимо вытекло что-то настоящее, живое, теплое, без чего и его и ее жизнь уже никогда не будут прежними. Она отчаянно пыталась отогреть ладонями, оттаять своим теплым дыханием окаменевшее сердце. Но камень оставался камнем. И нечем было закрыть сквозную рану в его середине.
«Прости меня, мой мальчик» – шептали ее губы. Холодные брызги, срывающиеся с пенных гребней волн, оставляли на них горький привкус раскаяния. А в криках пролетающих мимо чаек мерещилось безнадежно-печальное: «те кьеро». Марина долгим немигающим взглядом всматривалась в сине-зеленую бездну, по поверхности которой легко скользила «Морская звезда». И ей отчаянно хотелось упасть в ее безразличную глубину, чтобы все забыть, перестать думать и чувствовать, перестать быть самой, раствориться в ее безбрежности, как кристаллик морской соли.
Часть 2
Живое волшебство Гауди
В Малаге она сошла на берег и частным самолетом вернулась назад, в Ниццу. Лернера и его пассии уже не было во Франции. Но и Марина не стала задерживаться,