отделении их всем подряд в почтовые ящики засовывают. Никого на работе уже не осталось?
– Мы одни. Даже «лемуры» разбежались. Только сторож-дежурный где-то дрыхнет.
Отдышавшись, патологоанатом уперся в край пустой металлической каталки, на которой из больничных корпусов привозили трупы. Жалобно скрипнули резиной колесики. Впечатление было такое, будто вздохнул один из мертвецов. Мертвые тела, прикрытые простынями, аккуратным рядком лежали на столах из нержавейки и терпеливо ожидали, когда же у Петрухи наконец появится время заняться ими вплотную. Но ногах, торчащих из-под простыней, покачивались пластиковые номерки.
– Пиво у меня и здесь есть, – сжалился я. – Хочешь, принесу?
– Тебе бы не у нас, а в отделении реанимации работать, – просветлел патологоанатом.
Я отправился в свою комнатку. У меня есть привычка держать на работе и дома запасы: пачку каких-нибудь дешевых сигарет – на случай, если кончатся мои любимые – и пару бутылок пива. Крепкого спиртного в морге не держу принципиально, чтобы не искушать Петруху. Потому как человек он подверженный. К пиву по вечерам он безразличен, янтарный напиток может заинтересовать его только утром.
Когда я вытаскивал из-за стеллажа пакет с бутылками, то услышал, как в смежном с моей комнаткой зале нагло распахнулась дверь. Шаги гулким эхом разнеслись под кирпичными сводами.
– Какого черта ты зашил в нее кроссовку с газетами? – прозвучал низкий мужской голос с явным акцентом. – Кто тебе позволил вытаскивать сердце?
– Да я, Рамирес, погоди… все объясню, – раздался напряженный голос Петрухи.
– Поздно объяснять, ответить придется. Зачем тебе понадобилось ее сердце? – Послышался звук раздираемого пакета, что-то шуршащее посыпалось на пол. – Да он тебе этот башмак сам кое-куда засунет, – вновь прозвучал голос с заметным иностранным акцентом, и послышалась возня.
Я поспешил на помощь приятелю. В зале морга я застал непривычную для нашего тихого места картину. Кроме мертвецов с пластиковыми бирками на голых ногах, в нем находилось четверо живых. Петруха с перекошенным от страха лицом жался в угол, пытаясь прикрыться обрывками большого пластикового пакета. В двух шагах от него стоял, скрестив на груди руки, молодой красавец-мужчина в черном до пят плаще. Жесткие, как проволока, черные волосы, карие с масленой поволокой глаза южанина… Да, это был тот самый тип, с которым я столкнулся на крыльце подъезда в доме покойного Дмитрия Петровича. Оказывается, его точно звали Рамирес. Уже дважды мне довелось услышать это имя. Сразу чувствовалось, что он главный в небольшой компании, внезапно наведавшейся этим вечером в наш морг. Чуть позади него стояла девушка. Сказать, что она была красива – ничего не объяснить. И ее красота имела явно не местное происхождение. Вообще-то брюнетки обычно не привлекают моего внимания, блондинки предпочтительнее. Но тут был исключительный случай. Я на мгновение даже забыл об опасности, которая угрожает Петрухе. Лет двадцать с небольшим, вылитая