пиджак, самого мальчика нигде не было. Это было, конечно, очень печально. За последние годы я так привык к его обществу, что мне уже было сложно без него обходиться. Сердце, впрочем, подсказывало, что он жив, но голова отказывалась понимать, куда он мог деться. Я не допускал никаких чудес, хотя рассказ командира не оставил меня равнодушным. Поведение паломников еще можно было как-то объяснить, но почему солдаты вели себя так же? Может, и правда эпидемия? Во всяком случае, этому должно быть объяснение.
На территории Разлома уже несколько дней работала группа ученых. Это было забавно, потому что на фотографиях, которые мне присылали, ученые были в скафандрах, будто они работали под водой или на Луне. По совпадению, группу возглавляла Екатерина Армстронг, молодая амбициозная женщина, уже заработавшая репутацию непоколебимого борца с ересью в науке. А теперь ей предстояло бороться с тем, что называют ересью не в шутку. Как-то раз мы пересеклись с Екатериной на конференции, и она произвела на меня впечатление честолюбивого ученого с твердыми убеждениями. Поэтому я ждал отчета о деятельности группы с большим интересом и надеждой на объяснения. К сожалению, первые данные, которые поступили еще вчера, не обнадеживали. Если коротко, то ничего особенного. Все в норме. И радиация, и давление, влажность, вещества и примеси в почве, температура, все известные излучения – в норме. Биологический анализ требует больше времени, поэтому надежда на диковинный вирус еще оставалась.
Я отгонял от себя вопрос, а что, если? Если научного объяснения не будет? Как в этом случае я должен поступить? И во что мне верить тогда? Я решил оставить эти непростые дилеммы на потом и вернуться к ним только в том случае, если не найдется никакой спасительной уловки или лазейки для разума, которая поможет скрыть от себя самого важные последствия происходящего. Иными словами, до того момента, когда, а точнее, если, произойдет что-то неотвратимое и я лицом к лицу столкнусь с чудом. С таким чудом, которое пошатнет все мои фундаментальные представления и заставит признать для себя что-то новое. Что-то, чего сейчас я не признаю.
Таков был план. Учитывая мою врожденную способность к мысленным уловкам, должен сказать, что план был совсем неплох. Ведь если я увидел бы что-то невероятное, то счел бы это галлюцинацией. А если бы увидел что-то невероятное в окружении других людей и они увидели бы то же самое, я бы сказал – это фокус или трюк. Или неизвестное еще науке явление природы, но его обязательно скоро изучат. Загнать мой разум в ловушку в таких вещах невозможно. Поэтому план был хорош и позволял не думать о чудесах серьезно. Я решил называть все это фокусами и говорить не «Батюшка, какие сегодня были новые чудеса?», а, скажем, «Ну, поведайте нам, святой отец, какие нам показывали фокусы?». Хотя, конечно, и я, и святой отец понимали, что все в этом вопросе было неконкретно. Кто показывал? Кому показывал? Тем не менее это меня устраивало.
Когда стемнело, раздался звонок.
– Добрый вечер, Казимир! Как прошли переговоры?
– Добрый, Борис Андреевич! Боюсь, что это были не переговоры. Нам объявили условия.
– Серьезно? И что они хотят?
– Дело в том, что, по словам епископов, чудеса