цвета, околососковыми кругами вокруг них.
У внучки однорукого сказочного Деда была тонкая талия. Угадывалось, что раньше она украшала тяжёлые бёдра Шамаханской царицы… И лобок её был соответствующим: сочным, широким… Немного похожим на ломоть сала, он холмом выступал над низом живота. Срамные губы были под стать: округлые, почти толстые… такие мягкие, что сами напрашивались в рот: как вареники из старого варианта фильма «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Дед, хотя на самом деле он не был дедом, но для меня в том сне – он казался уже таковым, стоял перед живой амбразурой на коленях, охватив своей единственной рукой одиноко округлую ягодицу, из которой была удалена нога женщины. Он гладил её, то проводя пальцами по раскрывшемуся бутону вульвы, то всей площадью ладони лаская раненую половину попы, то и дело проникая большим пальцем в глубину её ануса.
Его культя упиралась в уцелевшую правую ногу Снегурочки. Она сиротливо терлась по ее гладкой коже, стараясь слиться с ней, стать тем самым осенним опёнком на тонком стволе. Я увидела, как голова мужчины склонилась и потянулась к сладкой манящей пещере женского естества… Он аккуратно раскрыл пальцами наружные губы и приник к открывшемуся бутону страсти жадными устами…
Дальше я не видела, потому что проснулась вся в холодном поту от какого-то непонятного чувства, охватившего меня: то ли брезгливого омерзения, то ли – необъяснимого восхищения и преклонения перед силой этой страсти. Перед желанием этих изуродованных тел любить и быть любимыми… Сердце лихорадочно колотилось и грозило того и гляди разорвать грудную клетку.
Я и впрямь не ощущала своей левой руки, которую умудрилась отлежать до бесчувствия… Я едва не закричала в голос, испугавшись, что мне во сне за какую-то провинность ампутировали руку. Но смогла сдержать свой вопль, осознав, что он мог мне стоить и той, весьма условной свободы передвижения внутри палаты, что я имела.
В это время отлёжанная рука начала приходить в себя, кровообращение в ней помаленьку восстанавливалось. Доказательством этого послужили миллионы мелких иголочек, вонзившихся в неё одновременно. Но в тот раз я была готова плясать и плакать от счастья осознания того, что моя рука цела и невредима.
И одновременно где-то на краю сознания у меня пронеслось понимание почему в роли так любимых детворой Деда Мороза и его внучки выступил этот жуткий тандем из мрачного хоррора. Устроители праздника не хотели, чтобы зрители чувствовали себя ещё более ущербными на фоне здоровых сказочных героев.
Уснуть после этого мне долго не удавалось. Мне не захотелось и залезать в Интернет: обострившееся от пережитого ужаса чутьё подсказывало мне, что лучше затаиться как дикому зверьку и не привлекать к себе внимания санитаров… Я уже было смирилась с тем, что придется просто лежать, закрыв глаза и играть роль спящей. Но, как это обычно и бывает, нечаянно незаметно для самой себя я снова умудрилась задремать.
Знакомство