будто уже оказался на сковородке, и тут же бросил опасливый взгляд на неспокойно заворочавшуюся супругу. Та почивала на соседней кровати гэдээровского спального гарнитура, с некоторых пор разделённого тумбочкой. Не открывая глаз, женщина сладко почмокала и тоже истомно простонала что-то своё. Когда-то любимая, со временем став законной женой, она тут же захотела ребёнка, которого дать ей не мог в силу вполне объективных причин – у него попросту не хватало на это времени. Мысли же о том, что по приходе домой его будут ждать пелёнки, раздражённая от постоянного недосыпания половина и действующие на нервы детские вопли, напрочь убивали желание даже заниматься с суженой самим процессом продления рода.
Всё это, конечно же, наткнулось на чисто женское непонимание ситуации, но он продолжал твёрдо стоять на своём. И хотя временами было больно, упрямо не шёл ей навстречу, ссылаясь на занятость делами. И ведь, что характерно, практически не врал, вкладывая в работу не только всю душу, но время от времени и тело. Особенно с молодыми инструкторшами, которые выгодно отличались от напрасно ждавшей его дома, не только свежестью плотских ощущений, но и отсутствием на него планов. Во всяком случае, ему хотелось так считать.
Словно подслушав его мысли, супружница, кучерявые рыжие волосы которой сейчас были собраны в пучок специальной сеточкой, сквозь сон пробормотала что-то матерное. Вспомнив, как нравились когда-то её кудри, что, кстати, в своё время определило его выбор, он уже в который раз тяжко вздохнул. Сложившееся положение дел усугублялось тем, что лежащая рядом женщина вполне себе бальзаковского возраста была моложе его на десять с лишком лет со всеми из этого вытекающими последствиями. Надо думать, ей опять, будь они неладны, снился очередной эротический сон.
Павел Александрович мысленно сплюнул и посмотрел на окно, завешенное голубыми бархатными шторами, скрывавшими от взгляда загадочное расположение звёзд, ему явно не благоволивших. Разводиться не хотели оба, но по разным причинам: его, так сказать, обязывал пиджак обкомовского работника, которому разлука с недорогой, да уже и не так сильно любимой, вполне могла обернуться крушением надежд на продвижение по служебной лестнице, а её – пора уже настала голодная – держал обкомовский паёк мужа. Поэтому когда как-то раз по возвращении домой увидел раздвинутые кровати, только хмыкнул малодушно и ничего не сказал…
При мысли о карьере его передёрнуло от воспоминания о предшественнике, погоревшем на несуразной истории с негром дружественной страны, который умудрился отравиться в студенческой столовой. В джунглях, подумалось ему, небось, гады, пауков едят, а тут от сала нос воротят, сволочи. Можно было бы посмеяться над обоими неудачниками, но ведь остались же соплеменники умершего, и где гарантия, что они не протянут ног в его княжение?…
От последней мысли он малость расслабился. И в самом деле, повышение совсем не повод впадать в уныние. Во-первых, он таки реально располагает, пусть и где-то