я. – А что?
Я чувствую его взгляд на себе и непроизвольно сжимаю бедра, но все так же не смотрю на него.
– Тогда ты должна знать, что коньки должны быть хорошо заточены. – Он встает в полный рост. – Особенно, если ты планируешь выполнять на льду подобные маневры.
Конечно, знаю. Но я даже не подумала о том, чтобы проверить. Мне уже надоело чувствовать себя идиоткой рядом с ним.
– Это не мои коньки. – Игнорируя боль, я снова встаю на лед, и не глядя на тренера Фаррелла, еду на негнущихся ногах к месту, где есть дверца. Переступить через борт я не смогу.
За своей спиной я слышу вздох.
– Давай я помогу тебе, – снова предлагает тренер.
– Все в порядке.
– Тебе ведь больно.
Стиснув зубы, я резко разворачиваюсь. Он оказывается прямо передо мной, и я больше не избегаю его взгляда.
– Все в порядке.
Он смотрит на меня сверху вниз. В этом освещении его глаза кажутся темно-карими, но я знаю, что в них есть и проблески зеленого.
– Ты злишься, Вивиан, – начинает он, – я понимаю.
Не думала, что он начнет этот разговор. Моя кожа покрывается мурашками. Хочу ли я говорить об этом? А, к черту!
– Понимаете?
Он кивает и выглядит участливым.
– Но и ты меня должна понять.
Все дело в том, что я понимаю. У меня достаточно ума, чтобы думать о последствиях. Нельзя просто так по собственному «хочу» нарушать правила, от которых может многое зависеть. Нельзя жить в обществе и быть свободным от него.
– Да, понимаю, – опустив голову, отвечаю я. – Понимаю, когда говорят «нельзя», и я не трогаю. – Наши глаза снова направлены друг на друга. – Я могу быть послушной.
Тренер Фаррелл стискивает челюсть, осознавая, к чему я веду.
– Но когда сначала разрешают, а потом кричат «нельзя», могу запутаться.
Он дышит рывками, все сильнее и сильнее сжимая челюсть.
– Прекрати, – сквозь зубы цедит он.
Но я уже распробовала вкус своих слов.
– Да, я понимаю. – Подъехав к нему еще ближе, я говорю шепотом возле самого его уха. – Говорить «нельзя» нужно было не после, а до того, как вы засунули свой язык мне в рот, тренер Фаррелл.
Уже второй раз в его присутствии я балансирую между пропастью и вершиной. И в этот раз я останусь на вершине.
Больше не думая о боли в коленях, я еду к дверце и выхожу. Он продолжает стоять, как каменное изваяние и наблюдать за мной.
Перед выходом с трибун я останавливаюсь и заканчиваю:
– И если бы только язык.
Глава 3
21 февраля
– Детка. – Дверь в мою спальню открывается. – Идем к столу.
– Что? – Я спускаю наушники и поднимаю голову.
Мама хмурится, осматривая груду одежды, тетради, ручки и сбившееся покрывало на моей кровати. Я лежу на животе и на беспорядке, который устроила и пытаюсь сосредоточиться на тесте по математике.
– Ты так занимаешься? – интересуется мама, указывая на наушники, из которых гремит музыка.
– Музыка