через все башни… все – одна за другой – подхватывали эхо и передавали звук дальше. Вот какие стены имел Византий»{121}.
И вот, спустя 800 лет после своего основания греками, Византий начал ощущать жизнь, как все другие римские города. Город стал частью чего-то большего, частью идеи, составляющей Рим. Однако в 193 г. Византий очутился на стороне противника в борьбе политических сил и ощутил на себе ярость обиженного императора.
Песценний Нигер, человек дела, на протяжении одного года и месяца в 193–194 гг. бывший римским императором, пользовался благоволением своих предшественников, императоров Марка Аврелия и Коммода. Понимая, какое (в стратегическом и материальном отношении) значение имеет Византий – «богатый людьми и средствами», как писал Геродиан в «Истории императорской власти после Марка»{122} (все эти рыбы так и толкали к византийскому берегу, игнорируя «город слепых» Халкидон), – Нигер выбрал этот город центром своей деятельности. Выбрал не в последнюю очередь потому, что он «был окружен мощной, очень высокой стеной, сделанной из мельничных жерновов, так плотно скрепленных и соединенных между собой, что всякий счел бы, что сооружение сделано из единой глыбы»{123}. Сидя в Византии, Нигер провозгласил себя истинным императором – в противовес Септимию Северу, которого он объявил самозванцем.
Север обрушился на оклеветавшего его претендента на трон. Убедившись, что его численно превзошли и обхитрили, Нигер бежал в соседнюю Никею. Но Север все же окружил Византий. Затем последовала жестокая, продолжавшаяся три года осада. Дион Кассий ярко описывает, как коварные византийцы подстраивали вражеским судам ловушки (отправляя ныряльщиков, которые перерезали якорные канаты, привязывая к якорям цепи, тянувшиеся к городским стенам), а затем подтягивали их, похищая припасы, плели канаты из женских волос, обрушивали каменную кладку со стен театров и бронзовые статуи на своих обидчиков{124}. Некоторые самые отчаянные спаслись во время непогоды и штормов, когда никто бы не отважился преследовать беглецов. Оставшимся же пришлось вымачивать кожу, чтобы утолить голод, а в конце концов, «поедали друг друга». Ситуация в Византии была более чем безнадежной.
Самозванец туда-сюда метался по Азии, сторонники его рассеялись, а Север неуклонно завоевывал все больше поддержки – и вскоре Нигер оказался в безвыходном положении. В конце концов его схватили в Антиохии и отрубили голову, а разлагающуюся голову доставили к стенам Византия, чтобы убедить жителей открыть ворота. Горожане отказались капитулировать, и Север велел стереть с лица земли и стены города, и его спесивых, непокорных жителей. Гордыни он не потерпит. Кое-кто из жителей пытался бежать, разобрав свои дома и соорудив лодки из лаг, досок и стропил. Многие потерпели крушение, и раздутые, окровавленные тела беглецов прибило к берегу. В Византии «застонали и зарыдали». Византийских солдат и магистратов Север казнил, а город обратил в руины. «Византий, лишенный театров, бань, всех украшений и чести, был подобно деревеньке отдан в рабство перинфянам