украшений, кроме крошечных серег, которые темными точками отметили мочки ушей.
Впрочем, к чему украшения, когда эта женщина сама была украшением…
Не удостоив сына даже коротким взглядом, Антонина Игоревна нервно передернула плечами, позволив себе не столько проявить эмоции, сколько продемонстрировать, как именно она относится к присутствию Романа, и холодно произнесла:
– Я буду у себя.
Затем убрала ладонь с руки мужа и, обдав их ароматом модных в этом сезоне духов, прошествовала мимо.
– Тебе придется серьезно постараться, чтобы она сменила гнев на милость, – заметил старший Соболев, глядя ей вслед.
– Как только меня перестанет все устраивать, – подумав, что мама всегда придавала его жизни остроты, усмехнулся Роман. – Ты как? – не дал он отцу прокомментировать его слова.
– Царапина, – поморщившись – столь пристальное внимание ему не нравилось, отмахнулся тот. – В кабинет? По коньячку?
В том, что отец уже сделал правильные выводы, Соболев не сомневался, но…
– Уверен? – нахмурившись, чисто формально уточнил он.
– Тебе нужно, что бы я устроил перед охраной душераздирающий спектакль? – с явным интересом уточнил Соболев-старший.
Когда Роман вновь усмехнулся – перед охраной устраивать этот самый спектакль смысла не имело, а от всех остальных их закрывало выставленное над особняком защитное поле, все-таки сделал шаг, встав, чтобы висок к виску…
– Ты ведь не против компании старых СБшников? – неожиданно жестко прихватив Романа за затылок, с легкой угрозой полюбопытствовал он.
– Если эта компания старых СБшников не начнет в сотый раз рассказывать, что она вытворяла в те далекие, но такие славные времена… – заговорщицким шепотом отозвался Роман.
– Надо же, уел, салага… – отпуская, добродушно хмыкнул Соболев-старший. – Ну, тогда пойдем, поведаешь мне, к чему это представление.
В дом они вошли через боковой вход. Поднялись на второй этаж, с лестницы уйдя в левое крыло, где находилась библиотека и кабинет Георгия Викторовича.
Темная, знакомая до ворсинки дорожка. Деревянные панели, прикрывавшие стены. Отделанные тонкой бронзовой лентой массивные двери…
И запах…
Запах тающей под солнцем сосновой смолы.
Система безопасности пропустила, вызвав воспоминания о тех самых… далеких и славных. До пятнадцати доступ в эту часть дома Роману был закрыт, но разве способно что-либо устоять перед желанием доказать, что он – может…
Одному пробиться сквозь контур не удалось, а вот с Глебом…
– О Русанове новости есть? – словно заглянув ему в голову, спросил отец, остановившись у дверей кабинета.
– Нет, – поморщился Роман.
Официальной была та самая версия, которую он озвучил на сто девятнадцатом этаже «Омниса». Героическая смерть…
«Похоронили» Глеба Русанова с почестями, но тело на прощании было чужим.
Ну а все остальное…
– Он слишком любил отца.
– Слишком, – пропустив