ни в кого-то еще. Это все выдумка священников.
– О, моя дорогая, – сказала миссис Гибсон, – вы меня, право, поражаете.
Но пораженной она не казалась, скорее жаждала продолжения. И услышала:
– Вы говорите, что бог – любящий отец. Но даже плохой отец не убил бы младенцев своей дочери.
Она странно посмотрела на меня, потому что Свонни лежала на моих коленях. Правой рукой я поддерживала ее головку, а левой поглаживала животик. И миссис Гибсон смотрела именно на левую руку. Это было так очевидно, что я едва не рассмеялась. К слову сказать, она очень тучная, корсет стянут так, что фигура похожа на тюк, перевязанный в середине веревкой. Совсем ужасно ее платье – словно из бумаги, смятой оберточной бумаги – в складку.
Миссис Гибсон подняла глаза к небу, затем демонстративно устремила взгляд на мою руку:
– А вы не носите обручального кольца, миссис Уэстерби.
Терпеть не могу, как она произносит мою фамилию, но здесь все произносят ее так, поэтому придется смириться. Я осторожно вытащила руку из-под теплой пушистой головки Свонни и протянула, будто мужчине для поцелуя. Хотя не знаю ни одного мужчины, который поцеловал бы мне руку.
– Так оно у вас на правой руке, – удивилась миссис Гибсон. – Это кольцо вашей матери?
– В Дании обручальные кольца носят на правой руке, – холодно заметила я.
Она нисколько не смутилась, это вообще вряд ли ей свойственно.
– На вашем месте я бы надела его на левую, если не хотите разговоров.
Кольцо слишком велико. А правая рука у всех немного больше левой. Но я переместила кольцо на левую, пусть даже оно соскользнет и потеряется. Мне-то все равно, но я должна думать о детях. Их не должны упрекать в том, что их мать – непорядочная.
Перечитала эти строки и подумала, что не все следовало записывать. Впрочем, кто будет читать это? К тому же по-датски, а датский язык здесь понимают не лучше готтентотского.
Октябрь, 23, 1905
Наступила осень, листья пожелтели. Люблю деревья с ярко-желтыми листьями, похожими на ладонь с растопыренными пальцами. Не знаю, как они называются, у них еще плоды как яблочки с шипами. Но я очень скучаю по букам. Не видела их с той поры, как мы приехали в Англию.
Еще раз заходила миссис Гибсон. Она чересчур любопытна, и вопросы ее неуместны. Если мы датчане, то почему у нас английская фамилия?
– Не английская, – сказала я. – И произносится «Вестербю».
Она хихикнула, давая понять, что не верит. Странно, что одни и те же буквы по-разному произносятся. Когда я впервые приехала сюда, то сказала себе, что хочу увидеть Хута-парк. Очень удивилась, когда узнала, что англичане говорят «Гайд-парк». Хорошо, что никогда не произносила «Хута-парк» вслух.
Вчера небо было светло-голубым, но сегодня опять туман, густой и желтый. Я теперь не удивляюсь, что люди называют его «гороховым супом». Мне тоже он напомнил суп, который мы делали из желтого дробленого гороха и копченой косточки, когда жили в Швеции. Поэтому я попросила Хансине его сварить, и мы все им поужинали.