выгляжу. И это неудивительно.
Она вынула письмо, держа его двумя пальцами, словно щипцами. Жест не показался театральным, это было естественное отвращение. Мама попыталась свести все к шутке:
– Надо же, как ты его.
– Не смейся, Мария, пожалуйста, не надо. Я не вынесу этого.
– Свонни, – спросила мама, – уж не собираешься ли ты поверить этой чепухе?
Свонни беспомощно перевела взгляд на меня, опустила руки и сцепила их, словно иначе они могли опять взлететь вверх.
– Зачем кому-то так говорить, если это неправда? Не может ведь человек взять и придумать.
– Конечно может. Из зависти.
– Этот человек видел вашу фотографию в «Татлере», – добавила я.
– А как он узнал, где я живу? Как смог что-то выяснить обо мне?
– Честное слово, Свон, ты просишь не смеяться, но я сейчас лопну от смеха. Никто, кроме тебя, не поверил бы ни единому слову. На твоем месте я просто сожгла бы письмо.
Свонни ответила очень спокойно, и тогда мы поняли, насколько серьезно она отнеслась к анонимке, как много думала о ней.
– Тебе бы не прислали. Ты похожа на маму.
Тогда моя мама все-таки рассмеялась, но как-то неискренне:
– Тогда надо спросить у нее. Если ты принимаешь все всерьез.
– Я знаю.
– Не пойму – а почему ты до сих пор не спросила? На твоем месте я бы сразу поговорила с ней.
– Мария, ты не на моем месте.
– Хорошо. Извини. Ты должна была поговорить с ней в пятницу, но еще не поздно.
Свонни чуть заметно покачала головой и прошептала:
– Я побоялась.
– Но спросить-то надо. Надо! Если ты и правда беспокоишься.
– А ты как думаешь?
– Тогда, как только вернешься домой, покажи ей письмо. Вот увидишь, эта анонимная скотина, этот спятивший ублюдок имел в виду что-то другое.
– Например? – просто спросила Свонни.
– Ну, я не знаю. Откуда мне знать? Но это же явная чепуха! Ты – мамина любимица. И мама всегда так говорит и даже не беспокоится, что может обидеть кого-то из нас. Разве похоже, что она удочерила тебя? Да и зачем ей? Она могла рожать собственных детей. До сих пор жалуется, что их было слишком много, и обвиняет в этом отца.
– Вы должны спросить у нее, – подала я голос.
– Это понятно.
– Хочешь, я спрошу? – предложила мама.
Свонни передернула плечами, покачала головой.
– Мне это несложно. Я поеду с тобой и спрошу, если хочешь.
Конечно же, Свонни не приняла ее предложение. А ведь мама поехала бы. Если бы письмо прислали ей, она не тянула бы с расспросами. Я вспоминаю о ней с нежностью. Она была хорошей матерью, необычайно бескорыстной, но не слишком впечатлительной или с богатым воображением. Свонни же казалась чувствительной, скрытной, изобретательной и неуверенной в себе. Как ни странно, все эти черты уживались в Асте – чувствительность и невосприимчивость, нежность и грубость, упрямство и уязвимость, агрессивность и