многих ниток, веревка, оказалась довольно крепкая, порвать руками невозможно. Он дал мне ее со словами: «Когда тебе будет совсем плохо, повесишься на ней».
Не знаю, что он хотел этим сказать, может, надломить морально, а может, просто пошутил. Я не почувствовал тогда никакого опасения. Меня смутили его слова и его поступок, но веревку я сохранил, потом повесил крестик на нее, а уже в войсках – «смертник» (личный номер, медальон). Этого делать было нельзя: веревка на шее должна быть очень тонкой, чтобы противник, подкравшийся сзади, не смог тебя ей же придушить. Но меня никогда это не пугало, я так и носил «смертник» с этой веревкой в армии и еще много лет после, я должен был сдать его, оставить в части, но решил взять себе, сдал в штаб медальон с таким же номером, сделанным мною из ложки. Сейчас веревка, к сожалению, сгнила, и то, что осталось, я снял и положил в банку.
Вот так: часть оставшейся веревки, попавшей ко мне тогда, я до сих пор храню, даже не знаю зачем.
Однажды всех потряс один случай. Солдат, охранявший знамя части, застрелился. Знамя всегда охраняли с боевым оружием. Тому солдату девушка написала, что бросает его, вот он и нажал на курок. Все письма от девушек у нас старались отслеживать, вскрывали, изучали и при необходимости не отдавали адресату, а это письмо, вероятно, пропустили. Думаю, на первом году службы необходимо более тщательно следить за моральным состоянием солдат и увеличить посещение штатных психологов.
Но и без помощи мы очень хорошо поддерживали друг друга, почти каждому приходили письма с сообщением, что девушки их бросают. Я знаю только одну историю, в которой девушка хранила верность все два года.
Всё во мне торжествовало, когда надрывал конверт в желании скорее прочитать строки, написанные рукой любимой девушки. Она писала о своей жизни без меня и о проблемах, казавшихся мне ерундой, но содержимое письма не так волновало, сколько слова в конце: я тебя жду. Но прошел первый месяц службы, начался второй, и я пополнил строй брошенных солдат. Конечно же, я страдал, хотя в армии этим заниматься совсем некогда, но довольно быстро забыл о ней. А кому-то, видимо, это сложно сделать. Такой случай был один за всё время службы.
Ну и конечно, многие из нас узнали дедовщину во всех ее проявлениях, хотя «дедов»[8] в этой части практически не было. В моей роте точно не было. К концу службы пришел к выводу: в армии издеваются по большому счету очень слабые люди, получившие немного преимущества над другими.
Мне удалось сохранить достоинство, пройдя многие испытания. Тут, в армии, в мужском коллективе, всегда будут слабые, сильные, желающие быть выше всех, и те, кто готов подчиняться, как и в обычной жизни. С одной лишь разницей: здесь процесс определения себя в социуме проходит очень быстро и всегда прямо, через насилие, ведь некуда спрятаться, ты всегда в окружении людей.
Я ощущал себя на какой-то черте, очень сложно быть посередине. Ты или с теми, кто сильный и жаждет власти над остальными, заставляя их подчиняться,