ичие от наук гуманитарных, по итогам работы физиков делают конкретные машины. Если взорвется атомный реактор, то всем, кто его проектировал, во множестве компетентных органов начнут задавать массу неудобных вопросов. Поэтому наука о решении задач в физике развита до чрезвычайности. И в числе прочего в ней говорится, что перед тем, как решать задачу, надо ее поставить. А чтобы поставить задачу, надо задать правильный вопрос. Не тот, который хочется. И не тот, на который есть ответ. А – правильный.
…Но перед тем, как начать, хотелось бы принести большую и искреннюю благодарность Виктору Суворову. Если бы не его невероятно оскорбительные работы, мы, наверное, до сих пор пережевывали бы официальную советскую историю войны. Удивительнейшим образом за сорок лет историки, тщательно исползав с лупами все карты военных действий, ухитрились не сказать о войне ничего. Потому что количество описанных баталий так и не перешло ни в какое качество.
Да, впрочем, и не могло перейти – поскольку после 1956 года в нашей истории появился персонаж, намертво блокирующий выход с тактических на стратегические этажи исторического здания. Во многих воевавших странах существует мемориал Неизвестному солдату – чтобы люди помнили, что войны выигрывают не только генералы. А вот Неизвестный Верховный Главнокомандующий (без мемориала) – это наше, эксклюзивное. Более того, только у нас был победоносный главнокомандующий, влияние которого армии и народу пришлось мучительно преодолевать, чтобы выиграть войну. Надо полагать, с другим Верховным мы бы немчуру от границы шапками закидали.
Появление зияющей дыры на месте главнокомандующего дало военным историкам и мемуаристам драгоценную возможность перевешивать всех собак на власть. Чем они с удовольствием и занимались. В итоге получилось дивное батальное полотно: оказывается, на протяжении всей войны умные генералы только и делали, что пытались объяснить штатскому тирану, как надлежит действовать. Иной раз тиран их слушал – и тогда Красная Армия побеждала. Или не слушал – и тогда случались катастрофические поражения.
Конечно, не все мемуаристы пользовались этой шкурной возможностью – но ведь цензурой ведали все те же «умные генералы». Так что сказка о «несокрушимой и легендарной», тупо подставленной под немецкий удар, и о главе государства, который безоглядно верил Гитлеру и не верил в возможность немецкого нападения, добралась аж до школьных учебников.
От такого переноса центра мышления с головного на спинной и костный мозг вся стратегия жестоко перекорежилась, и понять что-либо, кроме бессмертного «ди эрсте колонне марширт», стало попросту невозможно – оставалось только заучивать движение колонн.
И лишь после суворовского «Ледокола», который и в самом деле послужил ледоколом, взломав панцирь окаменевших концепций, в обществе проснулся настоящий интерес к событиям той войны. А вслед за общественным интересом появились и историки – правда, большей частью не «остепененные», ну да это им не мешает. Даже источниковедению – и тому научились в боях информационной войны, а солдатский опыт – самый надежный. И у нас, хоть и с опозданием в полвека, но все же пишется история Великой Отечественной войны.
Однако пишется она мужчинами. А мужчины любят играть в солдатики, и с этим ничего не сделаешь. Любой из них, едва попав на заветную тему вроде пушки Грабина или взрывчатки Леднева, сразу забывает обо всем и принимается с упоением обсуждать, как бы повернулась война, если бы эти чудные изобретения стояли на танках или лежали в трюмах. А уж когда доходит до действий мехкорпусов, остается только доставать с полки Донцову – ничего другого в этот вечер просто не будет.
Все это, конечно, очень захватывающе, да… но почему-то никто из военных историков до сих пор не ответил мне в доступной для домохозяйки форме на крайне простой и даже в чем-то неприличный вопрос: а на что рассчитывал Гитлер, когда пошел на СССР? Ответы варьируются: на то, что население поднимется против большевиков; чтобы захватить ресурсы для борьбы с Англией; не ожидал такого сопротивления, думая, что будет как в Европе; оборзел; а в войнах вообще не рассчитывают, а дерутся (нужное подчеркнуть)…
А почему наши ошиблись с направлением главного удара? Варианты: Сталин верил Гитлеру; не верил, а просто дезинформация; плохо работала разведка; разведка работала хорошо, а Генштаб плохо; все работали плохо; в Генштабе сидели предатели (аналогично)…
Ну, а почему генерала Жукова, при его явной непригодности к штабной работе, назначили начальником Генштаба? Варианты: «заговор генералов»; а почему бы и не Жуков?
Ну, а почему армия готовилась к одной войне, а Сталин – к другой? Ответ без вариантов: то есть как?
А так: наша военная доктрина была наступательной, а Сталин… впрочем, слово Молотову: «Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам придется отступать – до Смоленска или до Москвы, и это перед войной мы обсуждали».
Так что мы собирались делать – наступать или отступать? И вообще: почему все в этой истории повели себя так странно?
Странно вел себя Гитлер – до сих пор все его великолепные