мне просто было любопытно. И ты же знаешь, я всегда умела хорошо прятаться, превращаться в разные вещи. Ночные Птицы меня бы не забрали. Но в Черный Час в Рогонде опасно не из-за них. Человек вообще не должен такого видеть и знать. Допишу завтра, мне страшно при одной только мысли об этом…»
«Четвертый день в келье. Ничего не происходит. Даже старшие перестали меня навещать. Они поверили, что я не знаю, почему меня не забрали ночью на улице Ночные Птицы. Вообще-то я превратилась в мусорный бак, но ты ведь мне велела не рассказывать никому о моих способностях, чтобы меня не забрал Смотритель Маяка».
«Пятый день в келье. Рисовать хочется со скуки, но боюсь подставить Мусю. Рисую на простыне, потом застирываю ее в душе. Рисую Великую Сердцевидку. Она и не знает, как с нами тут старшие обращаются».
«Шестой день в келье. Скучно-скучно-скучно. Лучше бы Ночные Птицы меня забрали. Я их видела так близко! Красивые злые лица, перья, когтистые лапы. Посмотрели на меня и улетели к маяку. Я видела в его лучах, что их там целая стая. На ночных улицах было страшно. Безумие-безумие-безумие… Еще пара дней, и мне начнет мерещиться вся жуть, что я видела. Сестра сказала – я в безопасности. Нет, я тут в опасности, могу умереть от скуки».
«Седьмой день. Сны. Бред. Скука. Почему меня никто не навещает? Пыталась выбраться через кухонный лифт – не влезла».
«Не знаю, какой день. Может, тот же самый? Много сплю».
«Надоело все».
«Чтоб вас всех Птицы забрали! И Мусю тоже! Мамочка, прости, я обязательно вернусь, только ты никогда больше не ходи на Праздник Великой Сердцевидки, если ты получишь мое письмо… Никогда не ходи и не пускай никого, убегай от праздничного шествия домой, запирай двери».
«Может, они ждут, когда я тут от старости умру? Все книги перечитала, новых не дают, но зато кормят. Наверное, скоро растолстею, стану круглая, как медуза».
«Снова снятся ночные улицы Рогонды. Готова поговорить об этом с кем угодно, даже с морскими тельцами».
«Приходил старший. Хорошо, что я успела сесть на листок. Мысли они читают, что ли? Но я так обрадовалась ему! Все-все рассказала – про то, как расцветали каменные цветы из булыжников, ракушек и плиток мостовой, про то, как дышали и двигались стены домов и какие красивые лица у Ночных Птиц. Про бегающие скамейки, про лающие статуи. Он выслушал и ничего не сказал в ответ. Странно».
«Теперь вместе с едой мне присылают какие-то таблетки, от которых хочется спать. Не знаю, сколько я здесь, сплю часто. Если каждый сон – ночь, то… Лет тридцать, должно быть. Шучу. Я же не знаю, сколько я сплю, может, пять минут всего».
«Стало трудно писать. И читать тоже трудно, не могу прочесть, что написала сама. Приходила Муся, сказала, что я тут всего десять дней и что скоро меня отправят на кормление Сердцевидки. Я так мечтала об этом, но теперь боюсь только одного – не стать бы мне морским тельцем. Здесь очень тяжело дышать, но я стараюсь. Высовываю голову в кухонный лифт и дышу. Ведь, если я задохнусь и умру, они меня