лениво кропил в ожидании норд-оста.
В тот год страшное бедствие постигло всю Далмацию. На пальмы напал вредитель под названием красный долгоносик, или, как его величали на местном языке, «неприятель» пальм. За какие-то несколько месяцев «неприятель» оккупировал огромное количество пальм, и пятидесятилетние деревья, отрада и украшение берега, погибали сотнями под слёзы стариков, исчезая с лица земли в равнодушном завывании бензиновых пил. Такое несчастье приписывали невиданно холодной зиме, в любом случае оно ею усугубилось, и даже знатоки затруднялись определить относительно той или иной пальмы, то ли она замёрзла, то ли стала добычей «неприятеля».
Жучок откладывал личинки глубоко в стволе, и они незаметно начинали свою разрушительную жизнедеятельность. В один прекрасный день крона обрушивалась, и сломанные ветки бессильно свисали вдоль ствола.
У меня во дворе росла пальма, и раза два, чтобы её подстричь, я нанимал старейшего пальмореза на нашем берегу. Его звали Зоран, был он сутул, горбонос, смуглолиц, чёрен и искусен. Присмотревшись к его работе, в дальнейшем я обходился своими силами – лестница у меня была, а высоты я не боялся.
Как раз в тот день, когда внезапно ожила вилла «Мария», я ковырялся с пальмой – делал ей «апотеку». Пристроив один конец пластмассовой водопроводной трубы на обрешётку для побегов богомилы, а другой под наклоном направив строго в центр кроны, я порционно замешивал средство, губительное для «неприятеля», и посредством лейки доставлял его к месту назначения. Раствор стекал по стволу, и кондовая шкура его темнела, распространяя отталкивающий запах.
За этим занятием меня и застал владелец виллы «Мария». Он поднимался по крутому проулку, вероятно, в расчёте встретить хоть какую-то живую душу.
Ещё Томас Манн приводил жалобы писателей на невозможность точно представить людскую внешность и присоединялся к ним в этой профессиональной скорби. Что же добавить мне?
Человек, которого я увидел, удивлённо глянул на московские номера автомобиля. Выражение его лица свидетельствовало за то, что он колеблется и пребывает в затруднении.
– Говорите свободно, – ободрил я его. – Прямо по-русски.
Конечно, я не отказался пойти взглянуть на его пальмы. Две из них были обречены, за третью стоило побороться. Крона её выглядела неповреждённой, на макушке крепко стоял густой пучок молодых здоровых веток, а другие, имевшие форму слоновьих бивней, гнулись под тяжестью созревших оранжевых орешков.
– Когда они доедят эти, – сказал я, указав на несомненные признаки безнадёжного упадка, – они переберутся сюда. Уберите их как можно скорее, если есть возможность.
На всякий случай я позвал Зорана, но даже его искусство и опыт пасовали перед этим бедствием. Поскольку Зоран принципиально работал только ручным инструментом самой незамысловатой конструкции, да и не под силу было ему, старику, справиться с этими великанами, пришлось обратиться к молодому садовнику из Будвы.
Одна за одной валились