фиксатор люка, обзор съеживается до поля прицельной панорамы, и Клитин, чтобы видеть больше, постоянно поворачивает башню влево-вправо.
Задача третьей роты – совместно с пехотой прорвать оборону итальянцев на правом фланге наступающих частей, отрезать окруженный город от западного горного массива, перерезать последние тропы, по которым прибывают в Корчу подкрепления, – и возможные пути отхода тоже. А еще где-то там находятся огневые позиции стопятимиллиметровых пушек, которые нужно найти и «привести к молчанию». Т-26, как его ни экранируй, попадания снаряда такого калибра не выдержит. Лопнет под напором летящей стали броня, детонирует боекомплект, вспыхнет вылившийся из баков бензин. Шансов выжить у экипажа не будет. Значит, нужно заметить врага первым и уничтожить до того, как он успеет навести орудия.
Лейтенант следит за точностью огня греческой артиллерии, азартно расстреливает пулеметы врага, орет команды – в горячке схватки страх потерялся, стал неразличим. Клитин увлекается, только после окрика комбата останавливает охоту за разбегающимися фашистами. Пока наводит порядок, греки накрывают артогнем вторую линию обороны, и снова – осколочными по вспышкам над бруствером, из «дегтяря» – по пехоте и на максимально возможной скорости – вперед, между редкими разрывами фугасных снарядов.
Как назло, дальше идти приходится по предгорьям, мало того, что все время вверх и вниз, эти холмы еще беспорядочно застроены всякими сараями, утыканы деревьями и кустами. Любое укрытие таит угрозу. Поди угадай – палка торчит из-за забора или ствол противотанковой скорострелки?
Впустую, каждый раз – впустую. Клитин ловит себя на мысли, что уже с нетерпением ждет – когда же наконец навстречу его танкам полетят снаряды. Не находя выхода, напряжение накапливается, туманит зрение и грозит вдребезги разнести остатки человеческого сознания.
Открывающаяся за очередным гребнем картина как ответ на невысказанную мольбу – набитая мулами и солдатами в итальянской форме ложбина.
– А-а-а! – вместо команды ревет Клитин и бьет длинной, на половину диска, очередью, выплескивает из пулеметного ствола вперемешку со свинцом страх, злобу и бешенство. Слева и справа эхом отзываются пулеметы остальных танков. Механик, осатаневший от того же ожидания, без команды бросает танк вперед, разгоняет машину под уклон, лихорадочно переключает передачи. И лейтенант всем телом подается вперед, помогая механику разгонять одиннадцать с хвостиком тонн лязгающей стали. Когда машина врезается в сгрудившихся в узком проходе врагов, Клитин рычит от счастья.
Далеко не сразу лейтенант понимает, что шум в ушах это сильно искаженный голос командира батальона, и разбирает только окончание фразы:
– …ать, прекратить немедленно!
С глаз медленно сползает кровавая пелена, возбуждение сменяется приступом вялости и апатии. Показать слабость стыдно, так же стыдно, как показать страх, и Клитин берет себя в руки,