абсента, водки, джина и тоника, входящих в коктейль, и дебилу понятно.
– Я не могла сама на тебя наброситься, – сбавляет обороты девочка, усиленно пытаясь раскопать подробности вчерашнего вечера в памяти, судя по сосредоточенному взгляду.
Такая смешная, даже милая. Бл*дь, она когда вчера потянулась ко мне и кулачками своими за футболку потянула к себе для поцелуя, у меня предохранители все перегорели к чертовой матери. После наших зажигательных танцев в клубе захотела продолжения, а я не смог отказать ни ей, ни себе. Хотел ее как подросток одуревший. Словно бабу никогда не видел.
– И вот это ты тоже не сама с себя стащила, хочешь сказать? – добиваю малышку, вытаскивая из кармана дорогой светло-фиолетовый кружевной лифчик от Виктории Сикрет и кручу за лямку на пальце. На пунцовое лицо в мгновение возвращается угрожающий гнев. Выхватывает секси вещицу из моей руки и быстро складывает, пряча за спину.
– Придурок! Обязательно было доставать его на обозрение лагерю?
– А я может хвастаюсь?
Так вот как выглядят быки на родео!
– Послушай сюда, Шварцвальд…
– Кто? – не сдерживаю смешок, – Шварцвальд?
– Ну или как там твоя фамилия?
– Вообще-то Шварц, но Шварцвальд тоже довольно неплохо. Он же с апельсинами готовится?
– С вишнями.
Наворачиваю на физиономию сосредоточенное выражение, потирая подбородок.
– Не знаю. Я помню только апельсины.
– Какие апельсины? – рычит сквозь зубы тигруша, не уловив намека.
– Сладкую апельсинку, такую податливую при чистке и истекающую кисловатым соком. Охеренно вкусная.
На каждом слове земля под ногами Альбины вдавливается все глубже. Как при запуске ракеты. Вибрировать начинает даже воздух.
– Мы составляем довольно таки неплохой десерт, особенно если вспомнить послевкусие, – Может стоит остановиться? Нееет, искры в глазах витаминки мне слишком нравятся, – Не знаю, почему ты вчера так надиралась, запивала какое-то событие в жизни или же просто отрывалась, но не притворяйся, что не помнишь вообще ничего, твои бордовые щеки говорят об обратном.
– Это не твое дело, зачем я напивалась. И раз уж так произошло, что мне теперь приходится выслушивать извращенный бред зазнавшегося кретина, то в этом только моя вина. Ну, еще твоя, но твоя совесть погребена где-то в зародыше, поэтому да, только моя. – волевой подбородок задирается к верху, и мы встречаемся взглядами. – Запомни, это курилка. Гробить свое здоровье можно только здесь и нигде больше в пределах лагеря. А еще, – добавляет, отступая на шаг, – Лучше забудь все, что произошло, потому что больше этого не повторится. Так что нечего катить ко мне свои яйца.
Разворачивается, хлестанув меня по груди светлыми волосами, и быстро выходит из беседки.
– Обязательно повторится, Апельсинка, – окликаю вслед, наблюдая, как миниатюрная фигурка на долю секунды останавливается. Изящная спина напрягается, Аля разворачивается и тычет мне фак. Ловлю воздушный