что вы! – обиделся я. – Вы понюхайте!
– Нет уж, увольте, – попятился он.
– Ага! – закричал человек в рыжем плаще, уставив в меня палец. – Он еще покажет вам, этот щеночек! А с другого конца вагона катилась отраженная волна:
– Собака укусила!
– Кого?
– Вот этого, в шляпе…
– А мне его медали до лампочки…
– Граждане, кто везет керосин?
– Аа-аа! Она здесь! Здесь!
– Что вы нервничаете? Это моя муфта.
– И, главное, без намордника…
– Сдать его милиционеру.
– Так всю лодыжку и вырвал…
– Граждане, керосин провозить!..
Наконец, эта волна вынесла на гребне крупного мужчину с желтым портфелем под мышкой.
– Этот? – кивнул он на меня.
– Он! – выдохнул рыжий плащ.
– А ну-ка! – сказал мужчина, уверенно расчищая себе плацдарм. – Троллейбус остановить! Так… Вот вы, вы и вы! Помогите мне.
Мобилизованные товарищи дружно взяли меня под руки и переставили на тротуар. Следом за мной вывалился человек в рыжем плаще, и дверь захлопнулась.
– Ну, и чего вы добились? – спросил я. – Вот теперь вместе пойдем пешком.
– Неет, – сказал он. – Я приехал. Как раз моя остановка. – И, распахнув плащ, вытащил большой бидон с керосином. – А песик у вас хороший. Ах ты, пупсик-мопсик! – И он протянул руку, чтобы погладить Бобика.
– О, провокатор! – сказал Бобик и укусил протянутую руку.
ПЕССИМИСТ
Мы встретились утром, на трамвайной остановке. Из-за новых крупнопанельных домов, построенных с опережением графика, всходило желтое, как апельсин, солнце. Трамваи прибывали строго по расписанию. Пахло свежеполитым асфальтом и редиской. Юго-западный ветерок дул со скоростью пять метров в секунду. Температура воздуха в тени была двадцать два градуса с перспективой подняться к полудню до двадцати семи.
– Какое утро! – сказал я. – Обалдеть можно!
– А от чего, по-твоему, в наше время нельзя обалдеть? – спросил он. – Ну, назови.
Я поискал глазами поблизости какое-нибудь подходящее явление, ничего не нашел и растерянно заморгал.
– Вот видишь, – злорадно сказал он. – И не найдешь. Например, ты думаешь, что сейчас тихо? Ничего подобного. Слава богу, человеческое ухо способно воспринимать только определенный диапазон звуков. Если бы мы могли услышать все, наши головы разлетелись бы в пыль. Вокруг нас грохот, визг, трамтарарам. Просто кошмар! Человеку это не под силу. Все мы кандидаты в сумасшедшие.
– Что же делать? – спросил я, с тревогой обнаруживая, что начинаю воспринимать отдаленный стрекот компрессора, электровозные гудки и передаваемый по радио урок гимнастики.
Он пожал плечами с таким видом, будто хотел сказать: «А что делать? Делать нечего. Один выход – ложись да помирай».
…За обедом он подошел ко мне с бутылкой кефира в руке и брезгливо окинул взглядом стол. Я спешно прикрыл салфеткой