заплакать, но была слишком напугана даже для этого, и отвести в её комнату. Она взяла за ослабевшую ручку юную дочь человека, который теперь, несмотря на жгучую боль внутри себя, был уверен в своих планах как никогда раньше, и, подбадривая её, поспешила выполнить полученный приказ.
Весь оставшийся день Лили провела в своей комнате, куда ей приносили еду, что теперь никто не осуждал, как раньше, ведь всем было попросту не до этого, однако ближе к вечеру, сидя возле окна, она стала замечать экипажи, подъезжавшие прямо к дверям её дома, откуда выходили странные мужчины и женщины в чёрных костюмах и платьях. Она пыталась вглядеться в их лица, чтобы понять, кто это, но казалось, что их попросту нет, или они надёжно скрывались под головными уборами. Во двор один за другим заезжали конные экипажи и, перед тем как вновь раствориться где-то в глубине нависшего среди деревьев тумана, высаживали безликие силуэты, похожие больше на тени, нескончаемый поток которых просачивался в стены её дома, казалось, заполняя его до краёв, что должно было породить оглушающий гул взрослых речей, но Лили не слышала даже малейшего намёка на это. Дом растворялся в тишине, нарушаемой лишь стуком копыт лошадей, погоняемых сидевшими на козлах кучерами. Лили казалось, что это родное для неё здание поедало эти столь чужие сущности.
Разъедаемая неукротимым интересом, она вытерла полусухие слёзы с побелевших щёк и неуклюже побежала к двери, которая, к её удивлению, оказалась закрытой. Такого никогда ранее не случалось, поэтому Лили начала было её дёргать, как тут же эти потуги сменились ярыми ударами маленьких кулачков. Она не могла оставаться здесь. За весь день, проведённый в этой просторной, но в этот момент показавшейся безумно мрачной комнате, она успела достичь состояния, когда любое препятствие начинало душить её, поэтому больше не могла стерпеть границ, которые бы останавливали её. Лили молотила по двери так, что даже крики с мольбами выпустить её заглушались в этом хаосе ударов.
Вдруг откуда-то из внешнего мира, ограждённого от неё этой неприступной дверью, раздался успокаивающий голос гувернантки, словно пытающийся ослабить её пыл и незаметно усыпить:
– Что такое, дорогая? Зачем же ты так стучишь?
– Откройте мне дверь! – выкрикнула Лили.
– Зачем же это? Ты приляг, отдохни.
– Я хочу выйти!
– Но ты отдохни. Пока. Тебе надо отдохнуть. До кушанья ещё рано, а аппетит не стоит перебивать гулянием по дому.
Лили отпрянула от двери, молча уставившись на неё, словно увидела там призрака, и вдруг тихо прошептала:
– Да и вы же от меня что-то скрываете…
Просидев весь день, никуда не выходя и ни на что не отвлекаясь, она с ужасом для себя обнаружила, что, как бы много отец ей ни наговорил, когда пытался увести её от матери, ничего конкретного он ей так и не сказал. После его слов появилось лишь больше вопросов, чем ответов. Ей казалось, что он что-то пытался скрыть от неё. А теперь ещё и гувернантка, которая всегда казалась ей самой открытой и дружелюбной.
– Что ты сказала, дорогая? –