одинокую фигуру человека, в котором сразу, узнала Гия. Она уже не впервые убеждалась, что самое узнаваемое в человеке конечно, не лицо, а моторика, жесты, движения. Давно облысевший человек будет все так же проводить рукой по голове, как бы поправляя вихры волос; другой, скрюченный артритом, будет пожимать плечами, выражая недоумение, как это он делал в здоровой молодости; третий возьмет сигарету, чашку, рюмку и поднесет ко рту тем же движением, что и двадцать лет назад.
«По-моему, криминалисты в поисках преступника недооценивают этот фактор», – подумала Лиза, глядя с улыбкой на силуэт Георгия. Он стоял, не двигаясь, положив большие кисти рук на борт. Вытянув тонкую шею и повернув голову в сторону берега, он напряженно вглядывался, как если бы среди удаляющихся огней города был и свет его дома. Прежде чем подойти к Гошке, Лиза отправилась в бар за бокалом чего-нибудь выпить, уверенная, что найдет его на том же месте в той же позе.
Потом Гошка сказал, что тоже сразу узнал ее на выходе из освещенного бара. В одной руке она держала бокал с вином, в другой сумочку, пытаясь закурить. Для этого она перекладывала то сумочку, то бокал, то сигарету, пока не полетели вниз и сумочка, и зажигалка, а бокал накренился, рискуя вылить содержимое: действия вполне типичные и узнаваемые.
– Ну, привет, Гошка. Сколько прошло со дня нашей последней встречи в Риме? Лет пять, думаю, не меньше? – сказала Лиза, отпивая греческое вино, терпкое и теплое.
– Скоро шесть, – поправил ее Георгий, закуривая, и тут же закашлялся.
– У тебя появился типичный кашель заядлого курильщика, бросай.
– А сама? – возразил Гошка и предложил: – Давай вместе. Вот сейчас бросим и больше ни-ни.
– Нет, прямо сейчас нет, но вообще-то скоро придется. По всем странам начинают зверскую борьбу против курения. Мне на какой-то акции майку вручили с надписью во всю ширь «Нон смокинг дженерейшн».
– Н-да, это уже не к нам. Мы из другого поколения-, протянул Гошка. – В некотором смысле мы – мамонты, динозавры или что-то вроде этого. В социальном смысле.
– Тебе так кажется? Нет, я пока не ощущаю. Я неприхотлива как немецкая овчарка. Могу жить в любых условиях и в любом обществе. И нынешняя молодежь меня не раздражает. Правда, и особого любопытства не вызывает.
Вот так они и проболтали о том, о сем всю ночь, заходя время от времени в бар, где все время слышались грустные греческие напевы.
Оба они впервые были в Греции. Лиза объяснила, что едет к своей приятельнице, которая давно звала ее в гости. И это была правда. А Георгий, оказывается, ехал на какой-то профессиональный семинар на остров Санторини, где должен был что-то вещать молодым электронщикам из поколения некурящих.
Лиза зябко передернула плечами, дотронулась до изящных кончиков пальмовых листьев, лежащих на деревянных перилах веранды. Она прикоснулась к ним и спросила: «Вам тоже не спится?». Листья ничего не ответили. Наверное, все-таки, спали. Она еще раз погладила их, допила каплю рома