в капкан. Того и гляди бросится на прутья и рассечет о них грудь. Лишь бы выбраться наружу.
Дема и сам не мог понять, куда его так тянет. То ли обратно в город, к ставшим ненужными лекциям и диплому, или напротив – в лес. Ухающий, скулящий, шепчущийся во тьме живым доказательством их с Демьяном родства.
– Демочка… – Слабый голос, такой созвучный с другим, с Катиным, заставил его вздрогнуть.
Он медленно поднял голову и увидел перед собой Феклу. Сестрицу свою любимую. Спасенную великим чудом. Бледная в синеву, с лихорадочным блеском в глазах, она кусала рыжую косу и тянула к Демьяну тонкие пальчики.
– Де-ема-а-а… – позвала она еще раз и пошатнулась.
Они встретились взглядами. И целый миг Демьяну казалось, что сестра пришла в себя. Что она видит его, что понимает, кто он, а зло, терзающее ее тело и дух, отступило. Сдалось. Но миг прошел, ниточка, протянувшаяся было между ними, лопнула, и Фекла отвела глаза. Теперь она смотрела куда-то в сторону, через плечо брата, в темноту угла.
Демьян оглянулся, зная, что не увидит ничего особенного. Но Фекла затряслась, выронила из зубов кисточку косы, сделала робкий шажок назад и начала плакать. Первой к ней подскочила Стешка, схватила сестру за руку, притянула к себе, запричитала, раскачиваясь:
– Ну-ну, милая, ну… Тш-ш-ш… Дурное в окошко, сладкое в лукошко, да? Дитятко мое… Тш-ш-ш…
Фекла забилась в ее руках, но почти сразу обмякла, силы вытекли из нее, оставив полой. Совершенно пустой. Когда к застывшим сестрам приковыляла тетка Глаша, Демьян отвернулся. Невыносимо было смотреть на то, как потерянно озирается Фекла, а ниточка слюны тянется от полных губ к мягкому подбородку, пока Стеша не вытирает ее уверенным взмахом платка.
Так и сидел в молчании за столом, пока женщины не вышли из комнаты. Только тогда Демьян позволил себе пошевелиться, кинуть взгляд на брата. За шесть лет, что он не видел Лежку, из тихого мальчугана тот вырос в тонкого, будто тростинка, юношу с длинными темно-русыми волосами. Но глаза остались те же, точь-в-точь такие же, прозрачные, чуть серые, смотрящие на мир откуда-то издали. С другой стороны. Тревожные это были глаза.
– Ты как вообще? – спросил Демьян, чувствуя, каким деревянным делает его глупая неловкость.
– Ничего, держусь, – еле слышно ответил Олег, помолчал и добавил: – Папу только… жалко.
Он единственный называл Батюшку так. Не отцом даже – папой. Прямо как Катерина, прочитавшая телеграмму. Демьян подавил смешок.
– Такая жизнь, что теперь… Прорвемся. – Слова поддержки давались нелегко, он никогда не умел сочувствовать общему горю.
Лежка кивнул, только волосы закачались.
– Я спрошу?
– Спрашивай. – Ничего хорошего Дема не ожидал.
– Ты теперь будешь Хозяином?
Лежка всегда умел задавать вопросы в лоб. Все в его мире было легко и просто. Там можно было произнести, вместить в слова и просто выговорить, как ни в чем не бывало, любую боль. Демьян открыл рот, чтобы что-то сказать, но не сумел найти ответа.
– Прости, –