Егорка. Анжело Мэй

время удавалось подрабатывать сантехником, но эта работа убивала морально. Не то чтоб Прокопьич боялся испачкать руки в чужом дерьме, но прислуживать новым «хозяевам жизни», которых он ненавидел всей душой, было мерзко и противно. Потом кто-то из бывших коллег пристроил его профессором в альма-матер.

      Платили там мало и нерегулярно, и большинство преподавателей жило на студенческие подачки. Виктор Прокопьевич взяток никогда не брал и студентам спуску не давал, что никак не вписывалось в новые «стандарты» обучения. Постепенно конфликт с руководством института достиг своего апогея, и при очередном конкуре вместо него, профессора и автора сотни научных статей, взяли какого-то прохиндея, купившего себе кандидатскую диссертацию и умеющего выколачивать из студентов деньги в обмен на дипломы.

      К этому времени Виктор Прокопьевич, хоть и был полон сил, но находился уже в глубоком пенсионном возрасте. Снова устроиться на работу шансов не было, и он ушёл в писательство. Будучи по жизни педантом, профессор, как Плюшкин, собирал все свои накопленные знания и опыт в картонные папки на тесёмках. Теперь настала их очередь. Он считал, что не сумел воспитать достойное потомство, зато оставит после себя фундаментальный труд по теории машин и механизмов. Политические формации меняются, но шестерёнки в станках всё равно должны крутиться. Когда-нибудь это станет очевидным – вот и вспомнят принципиального учёного, вытряхнут из завалов истории его труды. На памятник или даже мемориальную доску он не рассчитывал, но на добрую память благодарных потомков имел право.

      Несколько лет мир Виктора Прокопьевича ограничивался старым письменным столом, где под светом лампы с зелёным абажуром росли кипы исписанных карандашом бумаг. Титанический труд не прошёл бесследно. Зрение сильно ухудшилось, а передвигаться он мог только с помощью нелепой клюки.

      Местный собес выделил ему, как ветерану трудового фронта, социального работника, который наведывался два раза в неделю, приносил продукты из ближайшего магазина и справлялся о состоянии здоровья. За какие такие заслуги он получил помощника, Прокопьич не знал. Поначалу даже решил, что это чёрные риелторы таким образом хотят его уморить и хапнуть квартиру. Он даже написал объявление и повесил на дверях квартиры. Там значилось: «Уважаемые агенты и риелторы! Эта квартира находится в залоге по кредиту у банка. Просьба не беспокоить!» Он решил, что хитроумная идея отпугнёт любителей лёгкой наживы и ждал, когда пропадёт «социальный работник». Но тот упорно продолжал приходить по вторникам и пятницам. В конце концов, профессор смирился и даже ощутил пользу, поскольку появилось дополнительное время для работы.