почти угадал,» – с радостным удивлением сообразил Горм. – «Не дочка посадника, а племянница!»
Звана снова приложилась к чаре и продолжила:
– Двух лет она жрицей не пробыла, а я уж верила, что новую вестницу нашла. Но тут наведался к нам Виги, и отец твой будущий за ним – мол, покажи, чем обморожение лечите. Потом опять пришли, мазь от лишая делать учиться. Из отца твоего, кстати, знахарь бы вышел.
– Он коней и собак разводит, сам их лечит, меня тоже кое-чему натаскал, – обрадованно вставил Горм.
– Вместе Векшева слона от простуды выходили, и скоро говорит моя ученица: «Люб он мне, хочу с ним на дони.» Я в грусть, конечно, но говорю: «Будьте вместе четыре года при чертоге, свадьбу сыграем, поезжайте на дони, а то оставайтесь – ладо твой звериное слово знает, а зверям бессловесным добрый знахарь нужнее, чем карлам на донях ярл.» Вроде к такому концу дело и шло, да только одним утром без пира прощального сели дони на ладью – поминай как звали. А следующим утром, ученица моя на лосе в лес отправилась – за травами будто. День ее нет, два нет, мы уж думаем, все, медведь пещерный задрал, или дятлы насмерть задолбали. Еще через два дня обоз с рыбой в Альдейгью пришел, а при нем – ее лось, а в суме переметной грамота: «Звана-вестница, я с Хёрдакнутом в Роскильду ухожу, не серчай.»
– Так Хёрдакнут ее не увозом увез? – задав вопрос, Горм отхлебнул было из чары и поперхнулся.
– Каким увозом, сама сбежала! – Звана отставила чару на стол, встала, подошла к скамье, и отвесила Горму добрую затрещину по спине. – Прошло? И что тебе так важно, кто за кем сбежал?
– Если б он ее из набега свез, как рабыню…
– Точно, был бы ты не новик, а рабынин сын. Новик ты, путем новик, да годи радоваться-то. Отец твой неспроста все эти годы слова не обронил. После того, как дони ушли, Бушуй, Векшев брат, пол-месяца из терема не выходил, а вышел с рукой на перевязи и со свежим шрамом от виска до подбородка. Что у него за безладица с Хёрдакнутом вышла, про то Бушуй до самой смерти так и не рассказал никому. Горяч был дед твой. И это не худшая часть. Жив был бы, увидел бы внука, авось, остыл бы.
– А что худшая часть?
– Проклятье, что мать твою в могилу свело. И ты за ней проклят.
Глава 19
Утопил Гарпун привязал край полога чума к головному шесту, взял головной шест и еще два, обвязал их верхи ровдужным ремнем, и поставил стоймя на крупный песок. Чуть к югу от его лагеря, Большая Река (другого имени у нее не было) несла весенние льдины, перемолотые водопадом Мускусной Крысы, к морю. Выше по течению от водопада река резко сужалась, и с грохотом падала с высоты десяти ростов сильного охотника в бурлящий круглый котел, окруженный черными скалами. За котлом, река поворачивала с северо-восточного направления на восток и расширялась, постепенно переходя в залив Белого Гуся.
Ученик генена расставил шесты треногой, так что полог из пяти сыромятных шкур олених повисла посередине. Он поднял с земли и добавил еще три шеста, перехлестнув их верхи вторым ремнем поверх первого. Для