праздником. Окна превратились в оранжевые кляксы, в этих электрических колодцах пили, ели, смеялись и танцевали, а он один, шел и плакал. А может и не плакал, это дождь склеивал ресницы и тек по щекам.
Он увидел своих родителей через витринное стекло в одном из "близняшек" на Большом проспекте, кафе между Гатчинской и Лахтинской. Им хорошо, друзья отца с работы усатые мужики, графин с коньяком, отец наливает, все курят, свободных мест нет.
Мимо него в сторону Васильевского острова люди шли на салют компаниями большими и маленькими, кого-то волокли, подхватив подмышки. Милиционеры на перекрестках поднимали упавших, подталкивали, направляли…
Дома смрад от пустых бутылок и грязной посуды, стол не убран, пластинки на полу…
– Хорошо, – сказал Александр, – осталось три класса, каких-то три паршивых года.
И в мореходку, в первом же порту на том берегу Атлантики, он тихо уйдет. Будет искать ее, пока не умрет в картонной коробке от голода и холода у подножия какого-нибудь небоскреба. А мимо будут ходить туда-сюда "простые американцы, которых ждет новый виток инфляции и скачок безработицы, повышение цен на лекарства и товары первой необходимости"…
А может не ждать? Есть же автобус 128-й с Петроградской в Гавань. Бюст пограничника в стеклянном кубе, турникет, корабль и голубая акватория мирового океана. А вдруг, а может быть. Ведь сколько раз он проходил незамеченным мимо билетеров в "Молнии"…
Фантик ее от жевачки "Ригли" – Бруклинский мост несколькими пронзительными штрихами…
Громыхнуло, черное небо стало розовым и сразу желтым – салют начался, с праздником дорогие товарищи! Ура!
Память заедает, дергается будто кадры на пленке испорченного кинопроектора…
– Пойдем на улицу, хочу курить, твой "Манхеттен" заебал. Я ненавижу его.
Неохотно возвращаюсь в реалность, мы с Кирой на кровати едва касаясь лбами, она рисует пальцем у меня на губах сердечко.
Я ищу деньги, их все меньше и меньше, надо искать работу, надо завязывать хотя бы с водкой. Телефон ее внезапно, она убегает говорить на улицу. Пропадает на неделю.
Между нами ничего не было, то есть я хотел сказать отношений, любовь там, или как эта хуйня называется. Часто видел ее с какими-то упырями у "Пятерочки", по их лицам всегда заметно – денег нет. И не будет никогда. Стоят, ждут чего-то. Мне было совершенно безразлично с кем она, кто все эти черти.
Лишь однажды, что-то с ней случилось ранним утром. Я проснулся за полчаса до будильника, разбудил ее. Она сказала:
– Кончи в меня…
На мгновение представил, какие у нас получатся дети, у меня сразу обмяк. Иди ты в жопу, дура. Мне надо было ехать в город, зачем не помню. Когда оделся и собрал сумку, она все сидела на кровати, я подошел, положил руку ей на плечо.
– Все. Пошли. А то я опоздаю.
Кира вдруг схватила меня за ногу, обняла, как это делают непослушные дети в садике по утрам, когда уходят папа или мама.
Однажды позвонила жена, нет, официально мы не расписаны, просто долго вместе, и тоже относительно. Вместе никогда