очень даже известен. Мы недавно как раз беседовали о скульптуре и вспоминали про него.
– Вот как?
– Мы учимся на искусствоведов, – вставил я, чтобы не ломать дальше комедию. Когда это мы недавно беседовали о скульптуре? Когда трахали Дроздову?
– Правда? Это же здорово! – Она прямо просияла. Если бы я знал, что это может производить такое впечатление на девушек, я бы почаще рассказывал о том, на кого учусь. – А на каком вы курсе?
– На четвертом. А ты?
– Я на втором. Журналистика.
– О! Тебе уже выдали бронежилет? – Воронцов расхохотался, довольный своим жалким черным юморком.
Мы дошли до сквера, хотя «сквер» – это слишком громкое слово для подобного места: так, небольшой пятачок между двумя дорогами и несколько лавочек под сугробами.
– Тебя все, наверно, спрашивают что-нибудь про глаза?
– Да, конечно, – ответила ему Ярославна. – Но уж лучше бы оба они были синими. Надоело, что все, кто замечает этот дефект, меня разглядывают.
– Разве это дефект? По-моему, очень красиво.
– Ты бы сказал то же самое, если бы так не считал?
– И все-таки ты смотрела на нас в метро, – снова заладил Петя, уходя от обвинения.
– Да. На Игоря. Это было слишком забавно: все сидят серьезные, кто читает, кто спит, а он почему-то улыбается.
Мне вдруг стало тепло.
– А потом он так смешно вскочил и помчался к дверям!
– Да, я его еле поймал.
Мы переглянулись. Носы у нас были красные, губы потрескавшиеся. Мы одновременно усмехнулись.
– Дикий мороз сегодня, – сказал я после паузы, и Ярославна потерла руки в перчатках.
– Да. Но я могу еще немножко погулять. Пока пальцы совсем не отвалятся.
– Твоим пальцам ни в коем случае нельзя отваливаться! Но мы даже не можем пригласить тебя где-нибудь посидеть, потому что уже в обед проели все деньги, правда? – Петя по привычке толкнул меня локтем. – Мы же не ожидали, что сегодня повстречаем фанатку Вигеланда.
– Ничего страшного, мне все равно скоро домой.
– Нет, погоди. Мы должны что-нибудь придумать. Что, если я приглашу вас ко мне? Правда, кроме чая у меня ничего нет. Здесь недалеко.
– Ты живешь поблизости?
– На «Измайловской». Три минуты от метро.
Меня пробрала дрожь. Я уже забыл, чего можно было ждать от Пети. Ярославна согласилась на его предложение, и внутри меня что-то опять начало метаться и бунтовать. Все шло не так, как нужно. Она не должна была соглашаться. Она не должна была ехать с нами. Беги, дуреха!
«Ладно, – сказал я сам себе, – если Петя станет распускать руки, я его остановлю».
От этого обмана мне сразу стало легче.
Я познакомился с Петей в институте. Мы попали в одну группу и сразу нашли общий язык. О, да! Малодушные слизняки обрели друг друга. «Ботать» мне предназначалось с самого рождения, семья-то, как-никак, интеллигентная. А в Петиной судьбе просто случился незапланированный сбой. Воронцов познакомил меня со своими друзьями. Григорий, Иришка, Вадик – это все они. Из моих личных