в ладоши.
– Грррм! – произнес Лавр Федотович, ворочая шеей, и сел. – Есть предложение считать сумерки сгустившимися и в соответствии с этим зажечь свет.
Комендант сорвался с места и включил свет. Лавр Федотович, не щурясь, как орел на солнце, поглядел на лампу и перевел взгляд на «ремингтон».
– Выражая общее мнение, – сказал он, – постановляю: данное дело номер сорок два считать рационализированным. Переходя к вопросу об утилизации, предлагаю товарищу Зубо огласить заявку.
Комендант принялся торопливо листать дело, а тем временем профессор Выбегалло выбрался из-за своего стола, с чувством пожал руку сначала старикашке, а потом, прежде чем я успел увернуться, и мне. Он сиял. Я не знал, куда деваться. Я не смел оглянуться на Эдика. Пока я тупо размышлял, не запустить ли мне «ремингтоном» в Лавра Федотовича, меня схватил старикашка. Он, как клещ, вцепился мне в шею и троекратно облобызал, оцарапав щетиной. Не помню, как я добрался до своего стула. Помню только, что Эдик шепнул мне: «Эх, Саша!.. Ну ничего, с кем не бывает…»
Между тем комендант перелистал все дела и тихим голосом сообщил, что на данное дело заявок не поступало. Фарфуркис тотчас заявил протест и процитировал статью инструкции, из которой следовало, что рационализация без утилизации есть нонсенс и может быть признана действительной лишь условно. Хлебовводов принялся орать, что эти штучки у нас не пройдут, что он деньги даром получать не желает и что он не позволит коменданту отправить коту под хвост четыре часа рабочего времени. Лавр Федотович с видом одобрения продул папиросу, и Хлебовводов взыграл еще пуще.
– А вдруг это родственник моему Бабкину? – вопил он. – Как так нет заявок? Должны быть заявки! Вы только поглядите, старичок какой! Фигура какая самобытная, интересная! Как это мы будем такими старичками бросаться?
– Народ не позволит нам бросаться старичками, – заметил Лавр Федотович. – И народ будет прав.
– Вот и именно! – рявкнул вдруг Выбегалло. – Именно народ! И именно не позволит! Как же это – нет заявок, товарищ Зубо? Почему же это нет? – Он сорвался с места и ястребом набросился на гору бумаг перед комендантом. – Как это нет? – бормотал он. – Это что? «Птеродактиль обыкновенный»… Хорошо… А это? «Шкатулка Пандоры»! Чем же это вам у нас не шкатулка? Пусть не Пандоры, пусть Машкина… Это же формалитет, в конце концов… Или это, например: «Клоп Говорящий»… Говорящий, пишущий, печатающий… А!!! Как же это нет заявок, товарищ Зубо? А это что? «Черный Ящик»! Заявочка на Черный Ящик есть, а вы говорите, что нет!
Я обомлел.
– Погодите! – сказал я, но меня никто не слушал.
– Так это же у нас не Черный Ящик! – кричал комендант, прижимая к груди руки. – Черный Ящик совсем по другому номеру проходит!
– Как это так – не черный? – кричал в ответ Выбегалло, хватая обшарпанный черный футляр от «ремингтона». – Какой же он, по-вашему, ящик-то? Зеленый, может быть? Или белый? Дезинформацией занимаетесь, народными старичками бросаетесь!
Комендант,