безответственное, по природе своей как бы создана для этих странствований.
Критики часто пишут: где его былое вдохновение? Его дарование пало. Он исписался.
Если бы критики были внимательнее и честнее, они давно заметили бы, что это «падение таланта» наблюдается ими только у современников и существует только в их воображении.
Никто из настоящих поэтов никогда не исписывался, и вся история литературы это подтверждает.
Есть одно исключение: Верлен. Но и обстоятельства его старости были вполне исключительные.
Поэт может ослабеть. Ему могут изменить силы. Но тот, кто писал когда-либо хорошие стихи, не может вдруг начать писать плохие, и никогда этого не случалось.
Если, слушая вещи старого поэта, мы морщимся и вспоминаем его былые произведения, нам наверно изменяет память: наверно и в молодых его вещах, давно нами не читанных, не все благополучно.
Есть классический образец старческого искусства: «Эпилог» Ибсена. Он писан остывающей рукой: слова уже не договариваются, мысли уже не додумываются.
Но разве можно говорить о том, что эта драма «ниже» других созданий поэта?
Если бы смотреть на русскую литературу издалека и судить о ней лишь по отзвукам ее, хотелось бы выделить имя Валерия Брюсова.
Издали: какая прекрасная роль, какие прекрасные стихи и какой горизонт!
Но достаточно немного присмотреться к творчеству Брюсова, чтобы испытать настоящее разочарование. Есть что-то глубоко провинциальное во всех писаниях Брюсова, какая-то помесь «французского с нижегородским», которую трудно вынести. И всегда была она в нем.
Мастерство его, несомненно, очень значительное, направлено исключительно на внешние стороны искусства, на блеск и треск его, и ни в какое сравнение оно не может идти с более скромным, более подчиненным мастерством Сологуба или Ин. Анненского. Поэтому, когда Брюсов срывается, он бывает ужасающе беспомощен.
Замыслы его всегда напоминают дурную журналистику. Особенно теперь.
В предисловии к сборнику «Последние мечты» Брюсов говорит: здесь собраны стихи по таким-то «вопросам». По другим же «вопросам» он отсылает читателя к следующей своей книге.
Эти «стихи по вопросам» – характернейшая обмолвка.
Надо помнить, что есть два элемента в оценке художником его друзей и предшественников.
Один – ремесленный. Всякий поэт ведь не только «лебедь Аполлона», но и литератор, в мелком смысле слова. Ему не может быть чужд спор отцов и детей. Даже вполне поняв смысл и значение раздоров двух поколений, смысл смены вкусов и мод, он не может освободиться от всего этого, забыть свои пристрастия. Ближайших предшественников он всегда недолюбливает.
Но в минуты прояснения он умеет разбираться в этой путанице и различить в современнике или «соратнике» черты враждебные так же, как и черты родства в «ноктюрне» какого-нибудь восьмидесятника.
Искусство направляется ремеслом и литераторством.
Порой