детей, в какой-то – взрослого. В общем, очень скоро в её лачуге, оставшейся от какого-то старика, который запомнился тогда совсем ещё девочке тем, что тоже избавлял людей от различных хворей, оказалось полным-полно различной еды и даже вполне пригодной для ношения одежды. Которую также приносили в уплату за то, что юная ведьма делала для блага этих людей.
Дым, поднимающийся от жарко горящих дров, заставил женщину закашляться. Сквозь не совсем плотно подогнанные доски помоста начали пробиваться жадные языки пламени. Но приговорённая ничего этого не видела, так как не могла открыть глаз. Она лишь ощущала жар, заставивший тлеть её тёмное платье, принесённое в уплату кем-то из собравшихся на площади людей.
По прошествии нескольких лет ведьме начало казаться, что её жизнь, в общем-то, не так уж и плоха. Что, возможно, она даже сможет быть вполне счастливой. Хотя бы потому, что она могла бы и дальше приносить людям пользу. Но тут случилось то, что и привело её в конечном итоге на этот самый эшафот.
Однажды вечером, когда даже птицы закончили славословие ушедшего за горизонт дневного светила, в лачугу ведьмы вломились пять в стельку пьяных солдат в форме зелёного сукна. Они, ни слова не говоря, тут же попытались завладеть телом хозяйки этого жалкого жилья, не потрудившись узнать, что же именно по этому поводу думает её душа. И вот тогда-то юная ведьма и сделала то, что послужило поводом для её казни.
Она даже не поняла, как именно ей это удалось. Она запомнила только ярость и гнев, которые на краткий миг полностью завладели её сознанием, да сине-зелёное свечение перед глазами. Прошло не больше двух-трёх секунд, пока ведьма была вне себя. Но этого с лихвой хватило, чтобы прервать жизнь пятерых пьяных насильников.
То, что увидела ведьма, когда смогла совладать с охватившими её эмоциями, испугало её до холодной жути. И даже теперь, когда огонь, пробиваясь сквозь щели между досок грубо сколоченного помоста, обжигал кожу её ног, ведьма ощутила тот самый холод, сковавший её невинную душу.
Один из рейнджеров оказался прямо-таки вмурован в ветхую деревянную стену покосившейся на один бок лачуги. Но при этом он оставался ещё жив. Это существо, которое язык не поворачивается назвать человеком, конечно же, кричало от дикой боли. Ведьма поняла, что тот стал единым с дряхлым деревом стены. Что живые ткани его сравнительно молодого тела слились с волокнами давно умерших, пошедших на сооружение этого дома деревьев. Солдат бился в тщетных попытках освободиться от сковавших его оков. Но всё, чего он смог добиться, так это только того, что стена начала качаться. Что только усилило его и без того жуткую боль.
Ведьма торопливо отвела тогда взор. Но и всё остальное, что тогда открылось её взгляду, оказалось не менее страшным.
Точно так же, как один из неудавшихся насильников сросся со стеной лачуги, соединились и два его собрата по разбою. Они пронзили друг друга частями своих тел насквозь. Но при этом не пролилось ни единой капли их крови. Да и без того зрелище