Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности
о моих планах и намерениях, он заявил, что никак препятствовать мне не будет, его только порадует, если мне удастся то, что не удалось ему и его чиновникам.
В течение всего нескольких дней я завязал так много контактов с латышскими национальными партиями, что их для моих целей уже было вполне достаточно. В письмах, переданных мне доктором Давидом, отправителем значился председатель совета рабочих Риги Кляйнберг. Сначала я никак не мог найти этого человека. Стал подозревать, что это – псевдоним. Мой друг Эмиль Краузе в Гамбурге называл мне имя некоего инженера Скубика[29], латыша и социал-демократа. Я разыскал его. Он тут же пригласил меня остаться у него на чай, и после нескольких часов оживленной беседы я получил очень неплохой обзор латышской партийной системы, а также основных ее представителей. С его помощью я смог опознать в таинственном Кляйнберге практикующего врача Калнина. Жена господина Скубика тоже была врачом[30], имела хорошую практику, и под таким прикрытием в этом доме часто собирались на совещания многие латыши-оппозиционеры. Там я и познакомился почти со всеми латышами, которые позднее сыграли большую роль в политике.
Скубик был трудовиком[31], то есть народным социалистом, а так как эта партия не продемонстрировала особенной жизнеспособности, он примкнул к Латышской социалистической рабочей партии, которую можно было бы сравнить с русскими меньшевиками и «независимцами»[32] в Германии. Однако не следует слишком буквально приравнивать эти понятия. Так называли свою партию сами латыши и сразу же выводили из этого право высказываться в самых несдержанных выражениях по поводу «социал-империалистов Эберта и Шейдемана»[33]. При германской администрации они не больно-то преуспели, хотя помимо действительно опасных субъектов довольно жестко обходились и с людьми поистине безвредными. Германская социал-демократия помешать этому не смогла. Этим и было вызвано ожесточение, несколько смягченное только тем, что теперь я смог обещать определенные послабления и улучшение ситуации. В остальном же они вовсе не думали действовать в интересах латышской нации так же, как это делают по отношению к своему народу германские «независимцы»[34]. Латышские социалисты были чуть ли не шовинистами, а когда я обратил их внимание на их же теоретическую установку на интернационализм, они оправдывали свое поведение словами: «Мы, латыши, – угнетенная нация!» А теперь таковой стали уже мы, немцы.
В лице врача Калнина[35] я познакомился с латышом-радикалом, причем самого резкого тона и непримиримых взглядов. Всякая беседа с ним после нескольких предложений превращалась в обмен резкостями, что доставляло немало забот и огорчений нашему любезному хозяину Скубику. В ходе войны несколько германских социал-демократов побывали в Риге. Двое из них – Эрнст
Хайльманн[36] и Адольф Кестер[37], который был потом министром иностранных дел в кабинете Мюллера, –