время доглядывала за мной, подкармливала. Продукты приносила, сейчас она сама сильно болеет, не до меня ей.
После смерти моей племянницы, внук привел в дом женщину, но мы с ней не поладили, да и кто я ей, чужой человек. Как он там, мой Иван, ходит ли кто на его могилу, а то зарастет вся. Я не скажу, что мы с ним жили, душа в душу, всякое бывало, он выпить любил, а по этому делу буйным становился. Тогда лучше не связываться с ним, а то хуже будет. Сколько раз меня избитую вырывали соседи из его рук. Пьяный, не ведал, что творит и боялся только Паньку, мужа двоюродной сестры, тот быстро успокаивал его. На другой день муж говорил, уважаю только Паньку, это человек.
– Если уж такой дебошир был, почему не разошлись с ним, что вас держало рядом?
– Эх, дочка, в двух словах не скажешь, тут целая история. Судьба в юношеском возрасте нас обоих наказала, на том и сошлись. В годы войны это было, мать решила уберечь Ваню от мобилизации на фронт, он слабеньким рос. Хотя к этому времени ему было шестнадцать лет, боялась, что и таких заберут. Отгородила ему мать в комнате рядом с печкой уголок, обложила камнем, обмазала глиной и побелила. Сверху доски накидала, да барахло старое. Если в окно видела, что к ним кто-то шел, сажала маленьких детей на лежанку, чтобы никто не догадался его там искать. Ваня безвылазно сидел там, очень редко его мать выпускала и только по ночам на волю. В деревне забеспокоились, пропал Иван, спрашивали у его матери, где он, но она разводила руками, убежал мол на войну. А все было напрасно, только к концу войны стал подходить его год призыва. Выпустила мать сына на волю, а он назад лезет, привык к темноте, на свету глаза резало. Односельчанам объяснила, плутал где-то сын и вот объявился больной и немощный. Иван долго сторонился людей, был молчаливым и замкнутым. Мать возила его к врачам и ему поставили диагноз дистрофия. Работать в колхозе он не мог, так и сидел на лежанке за занавеской. А тут прослышала мать Ивана, что в соседней деревне одна девушка тоже пострадала во время войны. Решила сосватать их, поехала и привезла меня к себе домой. С порога я увидела, сидящего за столом, бледного, изнеможенного человека с редкой бородкой и усами. И еще я заметила его большой живот. Мне почему-то жалко стало его, я подсела к нему и начала рассказывать о себе, про него мне мать рассказала. Отца моего, в первые дни убило на войне, осталось нас у матери четверо детей. Я была самой старшей и сразу пошла, работать в колхоз. Летом в поле, зимой на ферме. Работали без отдыха, голодные, холодные. Но мы знали одно, что это для фронта и верили, что наши победят. В сорок третьем году, в конце лета, к нам зашел бригадир, и сказал, чтобы я собиралась, через два дня нас повезут на торфяники, далеко от наших мест. Я заплакала, мать запричитала, куда меня повезут, меня только шестнадцатый годок пошел, но я выглядела на все восемнадцать. Ничего, сказал бригадир, девка крепкая, выдержит. Позже мы узнали, что он меня вместо своей дочери послал, под ее документами. Нечего делать, мать дала мне судок в дорогу, по всей деревне собирала, кто, что даст. Налила двухлитровую бутыль молока, корова