но душа, отражавшаяся в этих глазах, видела в жизни, казалось бы, все, что только возможно. Или даже чуть больше?
– Тогда между нами было бы три года разницы, – произнес он так, словно это имело значение.
– Это хорошая разница в возрасте? Или плохая? – не удержавшись, спросила она.
– Не могу сказать. – Он рассеянно откусил еще кусочек и спросил: – Какое сегодня число? Мне хотелось бы узнать, когда отмечать следующий день рождения.
Она усмехнулась:
– Второе августа, вам на будущее.
Снова этот звук. Точно безразличный вой волкодава. Может, он означал раздумье?
– Вам… понравилась эта дата? – тревожно осведомилась Лорелея. – Мы всегда можем ее изменить.
Черный антрацит в его глазах растаял до мягкой смолы.
– На сегодня это мой любимый день.
Эти нелегкие слова и обрадовали ее и сбили с толку. Лорелея предприняла усилие, чтобы вспомнить, для чего все это затеяла.
– Я принесла вам подарки. Ну, своеобразные подарки. Держать их вы не сможете, но и не встретиться с моими друзьями…
Она сдернула покрывало, скрывающее клетки, точно фокусник, открывающий главную тайну.
– Я придумала принести их вам.
Ее «друзей» он рассматривал с подобающим случаю выражением любопытства и удовольствия. Достаточным для того, чтобы доставить ей радость, похвалив за отличную идею.
Из клеток выглядывали три сонные лисицы, две черепахи, кролик, хорек и змея.
– Вы… всех их спасли? – пробормотал он.
– Да, спасла, – морщась от избытка гордости в голосе, подтвердила Лорелея. Точно не зная почему, она очень хотела, чтобы он остался доволен ею. Или впечатлен. Но только не равнодушен. – О! А самого лучшего я принесла только вам.
Она поспешила к стоявшему у изножья кровати деревянному ящику, как крышка защищавшему гнездо, и подняла его.
– Счастливого дня…
Он отпрянул от них обоих так стремительно, что она в молчании замерла, а на ее уши обрушился поток проклятий.
Потрясенная, совершенно сбитая с толку, Лорелея изумленно посмотрела вниз и встретила безучастный взгляд молодого грача с перебитым крылом.
– Вам… вам не нравится?
Она понимала, что вопрос, вырвавшийся у нее вместе с судорожным всхлипом, был явно абсурден, однако изумление, видимо, лишило ее способности соображать.
– Нравится это? – не сразу откликнулся он. – Какого черта я…
Отвращение свело с его щек и без того еще слабый румянец, однако, увидев ее мокрые глаза, он крепко стиснул челюсти, пресекши поток уже готовых сорваться с языка ругательств.
По ее щеке покатилась горячая слеза. Она жалела, что не могла в ней утонуть – настолько сильно было овладевшее ею горькое чувство обиды.
Его панический страх, казалось, только усилился, когда он протянул к ней руку.
– Не… не плачьте.
– Я не плачу. – Лорелея всхлипнула и в нерешительности и презрении к себе застыла на месте, почувствовав, что начала икать.
– Пожалуйста, – застонал он. – Я… не вынесу, если вы…
На