огонь, который уже через мгновение расползся приятной истомой по всему телу. – Ух ты! – только и вымолвил мужчина.
– Знаю Гобояна. Один из самых уважаемых людей в наших краях. Тебе повезло, что он занимался тобой.
– Неужели?
– Ты у него первый постоялец за десятки лет. Какие ещё тебе нужны доказательства? Ну а теперь в путь.
Фигуры людей, одна высокая и крепкая, как скальная глыба, и вторая, ссутулившаяся, значительно ниже ростом, двинулись в сторону чёрной полосы леса, очертившей горизонт. Вдалеке ухнул филин, и на его голос коротко отозвалась лиса. Луна взбиралась к своему апогею и разливалась по ковру поля серым светом.
***
Гобоян приоткрыл правый глаз. Сквозь мутную пелену слюдяного овала окна брезжил начинающий рассвет. Он услышал шаги и еле слышные реплики снаружи дома. Вернулись, – подумал старик. Затем закрыл глаза и погрузился назад в пучины сна.
Миша снова очнулся лежащим в стогу душистого сена. В том же самом, где он был днём ранее. События минувшей ночи ожили у него в памяти. Мужчина сел и осмотрел своё тело. Невредим. Чувствовал он себя уже второй день великолепно. Такого безупречного здоровья, а главное энергии в собственном организме, он не ощущал, пожалуй, с далёкого детства. Словно изнутри вымыли дочиста все препятствия, что засорили организм. Зрение стало чуть ли не идеальным.
В разломе приоткрытой двери амбара появилась несуразно большая голова Кроса, и что-то печально откликнулось в Мишиной утробе недобрым предчувствием.
– Ну и горазд ты, чужеземец, спать! – прогрохотал Крос и заразительно рассмеялся.
– Погуляли бы с моё, – возразил мужчина, – а сколько сейчас?
– Чего сколько?
– Который час?
– Солнце в зените. У нас днём работать принято. Так что поднимайся, перекуси, и принимайся за дело.
Миша побурчал, но подчинился. Следуя за великаном, он вышел на двор, где под деревянным навесом за небольшим столом сидел Гобоян. Михаил подошёл, поздоровался и накинулся на еду, будто увидал ту впервые за несколько дней. Блюда были не замысловатыми. Зелень, огурцы, картошка, холодное свежее мясо, чуть ли не таявшее во рту. Миша макал хлеб из муки грубого помола в пасту из хрена и зелени, с наслаждением отправлял его в рот и жмурился от остроты.
Насытившись, он привалился к стене и с трудом выдохнул. Огладил собственное брюхо и в очередной раз подивился тому, что лишний жир на нём таял как лёд на солнце.
– Налопался? – подмигнул Михаилу Крос, указывая на живот.
– Божественно! Обожаю деревенскую стряпню. Я как в детство возвращаюсь. Знали бы вы, как готовит моя матушка! Пироги у неё – чистый антистресс! Лишь пузо с них разносит. Я на них свою талию променял, – захихикал Миша. – А здесь поправился! Не возьму в толк, каким образом.
Гобоян невозмутимо посмотрел Михаилу в глаза: – А ещё какие-нибудь недуги исчезли?
– Конечно! Зрение. Раньше был слеп как крот. А теперь без очков, а вижу прекрасно! У вас что здесь – лечебный курорт? Если такой существует – это невероятная ценность! Вы только подумайте,