провела в долине. Дом ее родителей располагался в нескольких километрах от дома Уиннов. Братьям было десять и двенадцать лет, когда она родилась, поэтому они относились терпимо и немного насмешливо к молчаливому настороженному ребенку, неотступно следовавшему за ними по пятам. Со временем Ширли превратилась в тощую, веснушчатую девицу, смущенно отводившую глаза и нервно теребящую носовой платок на танцах и вечеринках, где она неизменно подпирала стены. Однако стоило ей вступить в раннюю пору цветения, Брэдли Уинн, которому в тридцать два года изрядно наскучила холостяцкая жизнь, вдруг открыл свои добрые голубые глаза и увидел, что двадцатилетняя Ширли стала настоящей красавицей. Приняв пробудившееся в груди чувство за любовь, он сделал ей предложение.
Скорее всего девушка предпочла бы Боба, но тот замужества не предлагал, поэтому Ширли решила не искать добра от добра и ответила согласием младшему из братьев Уинн. После свадьбы она переехала в старый дом на холме, где проживал с матерью и братом ее новоиспеченный супруг. Ширли была счастлива. Ей очень нравился этот дом, из окон которого открывался прекрасный вид. К тому же воздух здесь, на вершине, был гораздо чище и свежее, нежели в долине, в доме ее родителей, примостившемся возле дороги. Воздух на его увитой виноградными лозами веранде пропитался пылью, автомобильными выхлопами и приторно-удушливым запахом коровьего навоза. Старая Джен не вечна, да и Боб наверняка захочет уехать после смерти матери. Так что рано или поздно хозяйкой дома стала бы Ширли. И, конечно, Брэдли. А после них – их сыновья. В первые месяцы после свадьбы, глядя на то, как Брэдли разувается у порога и, смущаясь новыми для него отношениями, направляется к ней, Ширли обнаружила в себе нежность, коей никогда доселе не испытывала.
Однако сыновей у них так и не получилось. Впрочем, как и дочерей. Если не считать появления на свет двух крошечных недоношенных младенцев, нашедших вскоре последний приют на кладбище на окраине города. После этого Ширли оставила попытки стать матерью. Она навсегда изгнала из своего сердца нежность, безропотно приняла уготованную ей долю и продолжила жить, работать как и раньше. Соседи считали ее отважной маленькой женщиной, настоящей труженицей, а еще и хорошей женой. Брэдли всегда выглядел безупречно, словно стал для жены ребенком, постоянно нуждающимся в неустанной опеке. Она всегда следила за тем, чтобы его лицо было чисто выбрито, а в складки на массивной шее не забивались пыль и крошки.
Так проходили годы, как две капли воды похожие один на другой. Для четверых обитателей дома на холме их отличала лишь смена сезонов да рождение или непредвиденная смерть скота, дававшего им пищу и одежду. И все же перемены были. По мере того как Джен старела и становилась слабее, на плечи Ширли ложилось все больше домашних забот. Она стирала, штопала одежду, готовила и убиралась в доме. Поднималась с рассветом, а ложилась спать позже всех. Ширли никогда не уставала и не принимала помощи. Поздно вечером, все еще не снимая передника,