родила весьма необычного мальчика. Был он необычайно крепенек и невероятно горласт, весил ровно четверть пуда, и все бы ничего, да только были две невиданные доселе в акушерской науке странности.
Первая, это то, что на большом и выпуклом лбу дитяти, что могло бы свидетельствовать о достаточном количестве мозгов, были две симметричные костяные выпуклости, явно напоминающие рожки. А вторая странность заключалась в том, что под крохотным подбородком дитяти имелась клинообразная бородка, состоящая из редких, но весьма длинных и безукоризненно черных волос. Походила она на бороду, что носят козлы и престарелые татарские муллы.
Вскоре собрался врачебный консилиум с приглашенным из Москвы медицинским светилом профессором Пехтеревым, который, досконально обследовав ребенка, пришел к выводу, что данный факт, скорее всего, не что иное, как случай «наследственной мутации», требующий тщательнейшего исследования и наблюдения в течение длительного периода. Потом профессор Пехтерев долго беседовал с роженицей, неделикатно выспрашивая о зачатии: главным образом беседа шла о том, не имела ли она когда-либо близких сношений с козлами? Ибо любое сношение, произведенное когда-либо и с кем-либо, невольно откладывает отпечаток на женский организм, так сказать, производит «половые характеристики» на материнскую утробу, и способно воздействовать на плод даже через десяток лет. Иными словами, ежели женщина в 1854 году отдалась горькому пьянице, а в 1856-м – мужчине, страдающему падучей болезнью, то, зачав в 1864 году от вполне здорового и без вредных привычек господина, она может родить дитя с врожденной склонностью к безмерному питию водки, а то и с предпосылками к развитию в нем падучей болезни. Таков, по сути, есть женский организм: сосуд, способный воспринимать в себя разного рода скверну… Да-с!
Широкой подольской публике было неизвестно, что отвечала профессору Пехтереву на его вопросы вдовица-роженица (было сношение с козлами или не было), однако суть они знали: Облучкова родила ребенка с рожками и бородой, что, собственно, и предсказывала покойная Феонилла Полушкина.
После такого случая все подольское общество принялось ждать, когда же их уездный исправник Матвей Осипович Калганов сблюет на обеде у московского генерал-губернатора. Что такой немыслимый конфуз должен произойти, не сомневался ни один житель Подольска, в том числе и сам Матвей Осипович. Поэтому, хоть и опасаясь вызвать неудовольствие главного своего начальника и некогда сослуживца, уездный исправник дважды отклонил его приглашения на званые обеды: один раз сказавшись больным, а во второй раз, отбыв якобы с ревизией в отдаленные уездные волости. Однако в третий, когда генерал-губернатор пригласил на обед все значимые полицейские чины губернии, за Калгановым специально заехал московский обер-полицмейстер граф Крейц, и отнекаться оттого не получилось. За обедом Матвей Осипович предусмотрительно ничего не ел, опасаясь стравить, однако тост за здоровье государя императора был вынужден выпить, после чего облевался