сейчас, взволнованная безобразным отсутствием Лени, Таня заметно прибавила шагу и стала двигаться не как прочие прохожие, а с почти московской скоростью. Встречные удивленно посматривали на нее; кое-кто, парни в основном, оглядывался вслед, и Татьяна с удовольствием чувствовала спиной сии взгляды. Она не сомневалась: мужики косятся отнюдь не из-за того, что она выбивается из сонного провинциального ритма, а потому, что фигуру, близкую к идеальной, оценили. И ее платье – не от безвестного турецкого дизайнера, а натуральное «Этро».
…Леня, как и Таня, проживал в Кострове в съемной квартире – в сталинском доме того же фасона, что и она сама. Однажды Татьяна заглянула к нему – в основном из ревнивого любопытства: «Как там его фирма устроила? Сколько выделила жизненных благ в сравнении со мной?» И с удовольствием отметила, что квартира Леньки, хоть и такая же двухкомнатная, однако статусом пониже. Во-первых, находилась она не на набережной, как у нее, с прекрасным видом с балкона, а во дворах. Во-вторых, у него мусоропровод размещался прямо на кухне, а значит, наверняка тараканы баловали. А в-третьих, квартирка Ленькина располагалась на первом этаже, и потому окна были заделаны решетками. И жалюзи ему постоянно приходилось держать закрытыми, а не то все подряд со двора заглядывать будут.
Таня свернула с улицы Красных Партизан в глубь квартала, застроенного семиэтажными сталинскими монстрами. Когда-то, в начале пятидесятых, этот квартал построили для местной элиты. Отсюда до главной площади (носящей, на удивление, имя не Ленина, а Красногвардейцев) и обкома партии (теперь областной администрации) было рукой подать. Заселили сюда во время оно аппаратчиков, эмгэбэшников и для разбавления редких передовиков производства. За пятьдесят лет советская элита поумирала, дети переженились, завели внуков, наразделяли лицевые счета, понаустраивали из элитного жилья коммуналок. После наступившего капитализма именно здешние квартиры стали первыми прибирать к рукам местные нувориши. Понаставили стеклопакетов, понавешали спутниковых антенн, понавезли в ванные джакузи. Но некоторые умники свои суперквартиры не продали – перебрались в Четвертый квартал и Монастырку (местные Черемушки и Бутово), а жилища стали сдавать понаехавшим иностранным и столичным менеджерам. Таким вот манером здесь – в квартале, называемом в народе Дворянским гнездом, – обосновались и Таня, и Ленчик.
Таня вошла в тихий двор, засаженный акациями, шелковицей, пирамидальными тополями. Вот они, Ленькины окна. На первом этаже, за вычурной решеткой. Форточки закрыты, окна, как и всегда, завешены изнутри жалюзи. Квартира производит впечатление нежилой. На лавочке, расположенной на детской площадке, сидят три бабки. Лавочка для удобства надзора за территорией поставлена лицом к подъездам. Едва старухи завидели Таню, тут же прекратили свои разговоры – обратили пристальные взоры на нее. Делая вид, что не замечает прожигающих бабкиных взглядов: что, мол, за фифа и к кому явилась? – Татьяна