что оно вот-вот станет одним дыханием на двоих, и голова закружится, как от глотка кислорода на вершине Килиманджаро. Но внезапно щеку сковало арктическим холодом, и голос, звенящий, вибрирующий, оглушительно выкрикнул прямо над моим ухом:
– Вацек![1]
Я резко отпрянула от Вацлава, повернула голову и застыла от ужаса. Из кромешной тьмы на меня смотрело призрачное лицо белокурой красавицы с портрета, который Вацлав носил под сердцем и который я случайно обнаружила в потайном кармане его куртки, когда он был без сознания.
Руки Вацлава тем временем машинально попытались удержать меня. Всего лишь мгновение. Потом хватка ослабла, предоставляя мне свободу действий, и я поспешила скатиться на пол, на всякий случай подальше отползая от Гончего. Интересно, на что способен ревнивый призрак, заставший своего возлюбленного в обнимку с другой за мгновение до поцелуя? Еще не поздно нацарапать завещание на камне за спиной? Впрочем, у меня есть смягчающие обстоятельства: Вацлав меня так и не поцеловал. Или я его.
Призрак покружил рядом с Вацлавом, который поднялся на ноги. Белесые контуры привидения были хорошо видны даже в полной темноте. Ее грудь бурно вздымалась, пальцы нервно комкали подол длинного платья, по старой прижизненной привычке чуть приподнимая его, хотя споткнуться об пол ей уже давно не грозило: ведь она не ходила по нему, а плыла над ним. Мое сердце ревниво сжалось, когда девушка прильнула к Вацлаву и, что-то нежно мурлыча на незнакомом мне языке, обвила руками его шею. Гончий на мгновение будто оцепенел, и мне показалось, что он видит призрака и вот-вот попытается его обнять. Никогда в жизни я еще так остро не чувствовала себя третьей лишней. Но Вацлав вдруг содрогнулся как от сильного холода и шагнул сквозь призрака. И в тот же миг призрак исчез без следа.
– Фонарик разбился. – Вацлав раздраженно швырнул испорченный фонарь на пол и шагнул ко мне, уверенно ориентируясь в темноте.
Я вцепилась в его руку, протянутую мне, как в спасательный круг, и торопливо спросила:
– Ты найдешь дорогу?
– Конечно.
– Тогда пойдем скорее отсюда. Что-то мне не по себе.
Вацлав, помедлив, напряженно спросил:
– Что-то не так?
– Нет-нет. Все в порядке, – поспешно соврала я. – Просто тут как-то… жутко. – И на этот раз не покривила душой.
Вацлав уверенно двигался по запутанному лабиринту подземелья, без колебаний сворачивая то в один, то в другой коридор, в то время как я, крепко держа его за руку и ступая шаг в шаг, несколько раз не вписалась в поворот. Похоже, фонарик Вацлав прихватил специально для меня, так как ему самому в нем не было нужды. И теперь, оставшись без источника света, я чувствовала себя как слепой котенок. Хотя постепенно глаза стали привыкать к сумраку, и я начала различать темнеющие по бокам арки коридоров, очертания сундуков и антикварной мебели в неосвещенных залах, мимо которых мы проходили, нависающие над головой балки перекрытий и выступающие из стен железные кольца,