пакетика к вьетнамской лапше. Пить, конечно, можно… особливо ежели больше пить совершенно нечего».
Вскоре на столе у Артема появилось деревянное блюдо с рыбным салатом. Потом – суп и лепешки. Ко времени появления на столе плошки с суси Артем уже управился с пятью глотками сакэ и, честно говоря, захотел еще. Не потому что пленился качеством продукта. А просто… ну, бывают такие моменты, когда хорошо пьется.
Сейчас был именно такой момент. С каждым глотком отпускало напряжение, которого накопилось как в добром конденсаторе. По телу разливалось приятное тепло, и, как лед в жару, таяло ощущение враждебности окружающего мира, которое не оставляло Артема с самого первого дня его пребывания на японской земле и лишь ненадолго, совсем ненадолго, оставило его в монастыре.
В голове пискнул предостерегающий сигнал: так ведь можно потерять над собой контроль, что-то не то сболтнуть, чем-то выдать себя… Да, например, просто снять шляпу-амигаса и показать свое истинное лицо. «Ничего, – Артем тут же себя успокоил, – напиваться в сосиску никто не собирается. Чего-чего, а вовремя останавливаться я всегда умел».
– Мой сосуд опустел. – Артем протянул девушке «вазу». – Я бы ничего не имел против получить еще один такой же… А лучше сразу два сосуда.
Видимо, он сказал и сделал что-то не то. Что не принято в здешнем взыскательном обществе. Потому что девушка – она сидела на коленях возле столика, одной рукой раздвигала плошки и прочую посуду, освобождая место, чтобы поставить на стол блюдо с тофу[9], – настолько изумилась, что чуть не выронила это самое блюдо.
– Принести тебе сразу еще два сакэ, господин? – переспросила она, правда, взгляд на Артема так и не подняв.
– Да. Сразу два.
Артем перехватил завистливый взгляд от соседнего столика. Понятно. Братья-циркачи, которым недавно эта же девушка принесла одну на двоих плошку риса и лепешку (даже издали было видно, что черствую), сравнивали свой стол с соседским и ничего, кроме зависти, естественно, испытывать не могли.
И тут, видимо, подействовало уже основательно впитавшееся в кровь сакэ.
Артема вдруг посетил приступ отчаянной жалости к собратьям по ремеслу, к таким же цирковым, как и он сам. Это что же получается – он будет жрать и пить от пуза, а они в это время будут грызть черствую лепешку, которая не вернет им потраченные силы и не придаст новые! Да кто же он после этого!
– Вот еще что… – Артем едва-едва, невесомо прикоснулся к краю широкого рукава кимоно этой славной девушки. – Принеси еще сакэ этим двум славным людям за соседним столиком. Скажешь им, что я видел сегодня их выступление, мне понравилось, и я хочу сделать им подарок. И вот еще…
«Да плевать, – подумал Артем. – Удивлять, так на полную. Делать жест, так широкий». (Ох, видимо, взбурленная алкоголем кровь уже основательно добралась до коры головного мозга.)
– …Скажи хозяину этого славного чайного домика, чтобы накрыл им такой же стол, как и