ничего не боюсь, – гордо произнесла девочка. – Нина бек-Израэл не знает, что такое страх… Я не хвалюсь, Керим, хвастливости не было еще в роду нашем. Ты сам говоришь, что ты родом из аула Бестуди. Значит, ты должен знать моего деда, старого Хаджи-Магомета…
– Чудесный старик ага-Магомет, да продлит Аллах его род до конца Вселенной! – почтительно произнес молодой горец.
– Увы, Керим! Богу не угодно было продлить род дедушки Магомета… Он не имел сына…
– Но зато у него были дочери, прекрасные, как гурии из садов Пророка. Ребенком я видел их и запомнил…
– Они умерли обе. Умерли, уйдя навсегда из аула… и сделавшись христианками. Я – дочь одной из них, дочь Бэллы, впоследствии Елены бек-Израэл…
Не детская, отчаянная печаль прозвучала в голосе молоденькой княжны. Горцы с невольным участием взглянули на нее.
Потом Нина нахмурилась, отчего черные, густые брови ее почти сошлись на переносице, и произнесла глухо, пряча взгляд, затуманенный слезами:
– Ты спас мне жизнь, Керим-ага, и я всей душой благодарна тебе за это. Мне жаль, что я не могу позвать тебя в дом моего дяди и приемного отца, как кунака-гостя, и отблагодарить тебя, как следует… Ведь ты не придешь… А денег у меня нет с собой…
– Денег я не возьму от тебя, княжна; у Керима и без тебя много желтых туманов,[1] драгоценного оружия с золотыми насечками… Его сакля полная чаша… ему ничего не надо, а если он пожелает, его верные слуги и друзья добудут ему сколько угодно богатства… Но отказываться от гостеприимства не позволил Пророк. Я приду в твой дом. Жди меня, княжна.
И снова он усмехнулся лукаво и дерзко.
Потом, наклонившись к девочке, заботливо предложил:
– Если рука твоя еще болит, – проведи ночь в этой пещере. Мои друзья и я будем охранять твой покой; если же ты в состоянии ехать в Гори, на моем коне, я довезу тебя до твоего дома…
– Но тебя могут увидеть и…
Нина вздрогнула при одной мысли о том, что могло ожидать ее спасителя в Гори.
– Полно, дитя! Ноги Керима-бека-Джемала могут сравняться в скорости разве лишь с ногами горного тура, а зоркие очи его издалека видят опасность… Садись на моего коня, княжна. Я отвезу тебя в твой дом.
– На твоего коня? А где же мой конь? Мой Смелый? – встревоженно спросила Нина.
– Твой конь менее счастлив, нежели ты сама. Он лежит мертвый на дне ущелья. Вы упали с ним с высокого откоса, княжна, и не запутайся ты в кусте архани, – тебя постигла бы участь твоего коня – ты бы разбилась вдребезги.
Нина вздрогнула и побледнела.
Она была на краю гибели и почти не сознавала этого. А ее конь, ее бедный конь погиб.
Спазмы сжали ей горло… Слезы обожгли глаза.
– Бедный Смелый! Бедный товарищ! – произнесла она тихо.
Она подняла руку к глазам, на которых выступили слезы, и тихо вскрикнула. Рука болела и ныла нестерпимо. Со стоном она упала на бурку.
Стараясь скрыть слезы, вызванные и горем, и болью, Нина произнесла