не говорил на вечеринке Буланина? Не говорил, чтобы отписать всем товарищам сообща сему Шубину о том, что все здесь у вас к цесаревне изрядно склонны, что де она природная русская царевна и немцев не терпит, а, стало быть, буде царствование ее волею судеб, то она всех немцев настоящими людьми заменит? Не говорил?
– О царевне говорил. Но писать о том Шубину не собирался, и о царствовании ее высочества цесаревны ни слова не было сказано промеж нас! – тем же твердым голосом отвечал Долинский.
– Ой, припомни, государь мой, не говорил ты разве?
– Нет.
– Не желал перемены в благополучном ныне царствовании?
– Нет.
– Припомни.
– Нечего вспоминать…
– А нечего – так я напомню! – внезапно переходя из роли спокойного допросчика в грозного судью, вскричал Ушаков. – Эй, молодцы! Взять его!
Парни в красных рубахах кинулись к Долинскому. В одну минуту связали ему ноги, подтащили к блоку, протянули вдоль «дыбы» конец веревки, притягивающей руки к ногам несчастного таким образом, что при малейшем повороте блока спина его должна была изогнуться колесом, плечи подняться к самому темени, кости выйти из своих суставов. По этой изогнутой неестественно спине должен был пройтись кнут палача.
Долинский слышал уже не раз об этом роде пытки, очень распространенном в то время в застенке тайной канцелярии. При одной мысли о предстоящих страданиях у него потемнело в глазах.
Между тем «молодцы» связанного быстро подтащили к «дыбе»… Вот его руки касаются уже скользкого, противного бруса пресловутой дыбы… Сколько следов крови прежних мучеников осталось на ее почерневшем дереве!.. Вот и ноги его коснулись блока… Веревка страшно натягивает члены…
– И сейчас не вспомнишь? – допытывался Ушаков.
– Я ничего не знаю! – произнес твердым голосом Долинский. – Я говорил о Шубине, как о товарище, удостоившемся почетной доли получить место при цесаревне, которую все мы любим и помним…
– И ничего больше?
– Ничего.
– Так, так!
Ушаков делает рукою знак палачам. Один из них подходит к блоку, чтобы привести его в движение.
Холодный пот выступает на лбу Долинского. Жилы натягиваются, как проволока, на его лбу… Веревка мучительно вытягивает грудь… Сейчас, сейчас усилится ужасная пытка… Его вскинут под самый потолок на брусе и вывихнут все члены несчастного.
«Прощай, Наташа! И ты, сынишка милый, Андрюша, прощай! Слава Богу, если вы успеете скрыться!» – мысленно произнес несчастный и закрыл глаза; чтобы не видеть отвратительных лиц своих палачей.
– Раз!..
С визгом поднялся блок на ржавых петлях…
– Ваше превосходительство, ее величество государыня требует вас к себе… – послышался голос с порога.
Открыв глаза, Юрий увидел солдата-стражника, неожиданно появившегося в застенке.
– Спустить его и оставить до завтра! – прозвучал повелительный приказ Ушакова.
И смертельно бледного, но все же спокойного