Он проживет двое суток – знаю… но он какой будет?, – вопросительно пробормотал вслед врачу Лапин.
– В смысле?
Валеревский чуть помолчал, потом снова усмехнулся:
– Агрессии не прибавится, жрать людей не будет! Понятия «зомби» в медицине нет, это сказки западных африканцев!
– А что с ним будете делать?
– Введем лекарство. Слышали что-нибудь про артериальное нагнетание крови при клинической смерти.
– Не-а, – покачал головой мужчина.
– Умирающему вводят большое количество крови в артерию. Обогащенная кислородом кровь быстро попадает в сосуды сердца. При этом оно получает необходимое питание и одновременно происходит раздражение его нервных окончаний. Быстрее всего восстанавливается сердечная деятельность и дыхание, которые угасли последними, позднее – сознание, мышление и речь. Здесь все так же. Только вместо крови наш препарат.
– А почему тогда только два дня?
– Он не может циркулировать в крови более двух суток, густеет. Пока это все, чего мы достигли..
Врач подошел к двери и остановился, глядя на реанимационный кабинет, где ему предстояло оживить уже двоих за сегодня.
– Неделю назад к нам пришла женщина и просила оживить ее дочь. Та перерезала себе вены. Мы отказались. Мы не оживляем самоубийц. Такое правило. Вы подумайте, точно ли он хотел жить – этот ваш алкаш? Или сам напился вусмерть от скотской своей жизни? Надо ли оно ему все?.
Мужчина призадумался, но от решения своего не отступился. В тот же день его подопечного оживили.
– Так, на сегодня двое у нас. Решетов, 62 года и Сильченко, 26. Начнем с Решетова – думаю, еще успеем. Его жена утверждает, что умер в полночь.
Врач подошел к серой стене с ячейками, нажал кнопку и к нему на так называемых рельсах выехал труп в морозильной ячейке.
Валеревский наклонился к нему, погладил по волосам.
– Седой какой дружок, депутатская жизнь потрепала, да? А жена у тебя красавица, выглядит прекрасно, или «гиалуроновая», сейчас так делают, не отличишь – это тебе не 10-ые, – врач набрал «голубой крови» в шприц и побил по нему указательным и большим пальцем.
Санитар побагровел:
– Я так волнуюсь.
– Первый раз всегда странно – ты присядь, подостынь. Потом сам будешь делать. Лучший выпускник Сеченова!, – Валеревский снова усмехнулся и прищурил глаз.
– Что-то мне нехорошо, – молодой санитар сел и его лицо резко побелело.
– То красный, то белый! Ты врач или кто? Ты почему такой трус!
– Я делал препарирование не раз. Но это, это же за пределами разумного!.
– Чего? Это лучшее, что придумало человечество за много-много лет…
Валеревский захихикал, ввел содержимое шприца в вену трупу и отошел.
– Посиди пока. Как очнется – зови. Мне надо в туалет.
– Вы специаль – но?
– Он не страшный. Он даже не изуродован. Чего бояться?, – Валеревский вышел из реанимационной.
Растерянный выпускник сидел напротив трупа на стуле и трясся. Сейчас это тело оживет, как в лучших хоррорах начала века.