остановили лошадей, и воздух сразу заполнился звоном маленьких колокольчиков, вплетенных в гривы. Тех самых колокольчиков, которые они получили от белых торговцев, как и карабины, уже направленные на Джексона и его спутников. Кроме винтовок, у всех индейцев были луки со стрелами.
Фенимор пытался вырваться из упряжи и злобно рычал. Чарльз закусил сигару, уже превратившуюся в маленький окурок. Малыш спрятался за дядю.
Самый смуглый индеец, с крестом на шее, взмахнул рукой и что-то крикнул на своем языке. У него было красивое узкое лицо, хотя и излишне суровое. Красная краска, которой он, как и остальные, раскрасил лицо и руки, была с особой тщательностью нанесена на его левую щеку. Две широкие параллельные полосы обрамляли длинный белый шрам, который тянулся от внешнего края брови вниз вдоль линии челюсти, и там немного загибался кверху, к левому уголку рта. Все это напоминало обведенный красным рыболовный крючок.
Снег повалил сильнее. Шайенны смотрели на Чарльза и его партнера, пока их вождь продолжал свою страстную речь. Чарльз понимал отдельные слова или жесты, уроки Деревянной Ноги уже давали о себе знать. Но и без этого было очевидно, что почти все фразы вождя полны злобы и неприязни.
Джексон стойко, ни разу не повысив голоса, отвечал каждые несколько секунд. Вождь в это время продолжал говорить. Чарльз слышал, как его партнер снова упомянул о Черном Котле. Молодой вождь покачал головой и засмеялся. Все его спутники тоже развеселились.
Деревянная Нога вздохнул. Его плечи обвисли. Он поднял правую руку, прося передышки. Усмехаясь еще шире, молодой индеец выкрикнул нечто принятое Чарльзом за согласие.
– Чарли, сюда…
Торговец повел Чарльза вдоль края обрыва. Мушки карабинов последовали за ними. Джексон казался подавленным, в таком состоянии Чарльз его еще не видел.
– Теперь сокрушаться без толку, но я ошибся. Мы не должны были заговаривать первыми. Эти парни жаждут нашей крови.
– Я думал, они не нападают, если их не рассердить.
– Всегда бывают исключения. Боюсь, этот парень как раз из их числа. – С горечью посмотрев на смуглого индейца, Джексон продолжил: – Он боевой вождь и при этом очень и очень молодой. Его зовут Мужчина, Готовый Воевать. Белые называют его Шрамом. Люди Чивингтона убили его мать у Сэнд-Крик. Они срезали ей волосы. Я хочу сказать, все волосы. – Повернувшись к индейцам спиной, Деревянная Нога похлопал себя между ног. – А потом вывесили их вместе с другими скальпами в том денверском театре, где Чивингтон демонстрировал свои трофеи. Уж не знаю, как Шрам об этом прослышал… может, через вторые или третьи руки. Вокруг Денвера тогда бродило много мирных старых индейцев, которые вымолили себе жизнь. Но я точно знаю, что ему известно о позоре его матери, и он не собирается ни забывать, ни прощать это. Пожалуй, я бы тоже не простил. Только нам не поможет то, что мы это понимаем.
– А как же соглашение?
– Думаешь, оно для него хоть что-нибудь значит? Я же тебе объяснял: вожди подписали договор только от имени восьмидесяти домов.
– Он