Изнутри доносился храп. За дверью второй комнаты, где жила Роза, было тихо.
На лестнице Эштон рискнула пойти быстрее. Но Фенуэй, шедший за ней, вдруг ненароком всей своей тяжестью наступил на одну из ступенек, и та пискнула, как кошка, которой прищемили хвост.
Дождь как раз немного утих, поэтому звук прозвучал довольно громко, и удача снова отвернулась от них.
Дверь комнаты Розы распахнулась. Девушка вышла в коридор нагишом, держа халат в руках. Поскольку шум раздался со стороны лестницы, она посмотрела налево – и увидела беглецов.
Ее визг, вероятно, услышали даже в форте Марси.
– ¡Señora! ¡Señora! ¡La puta Brett, se huye!
– Чтоб ей! – вскрикнула Эштон, хватая Фенуэя за лацкан сюртука. – Бегом, милый!
Она помчалась вниз, перепрыгивая через ступеньку, рискуя свернуть себе шею, если бы вдруг споткнулась.
Поскольку их побег уже был раскрыт, они больше не таились и со всех ног бросились к кладовой. Однако Роза продолжала завывать, и в то мгновение, когда Эштон пробиралась между грудами разбитых ящиков, к воплям сверху присоединился голос сеньоры, требовавшей, чтобы Луис поспешил.
Дверь кантины распахнулась. Янтарный прямоугольник света упал на пол, и беглецы у задней двери стали отчетливо видны.
Луис бросился к ним. Эштон выстрелила.
Сквозь дым она увидела, как Луис наклонился вбок, а потом – как сеньора в кантине вытерла кровь со щеки. Ее задело щепками, отлетевшими от дверного косяка, а Луис просто отпрянул в сторону, уворачиваясь от выстрела.
– Скорей, Уилл! – закричала Эштон, широко распахивая заднюю дверь и выскакивая прямо под дождь на раскисшую дорогу.
Фенуэй, задыхаясь, вышел следом за ней и, случайно толкнув ее, сильно ударил по ноге своим чемоданом. Эштон пошатнулась и чуть не упала. Уилл подхватил ее под локоть и развернул в нужную сторону.
– Тут рядом, вон в том сарае… – сказал он. – Все, пришли…
Эштон почувствовала конский запах; лошади испуганно всхрапывали и переступали копытами. В проеме двери, откуда они только что вышли, появился Луис, изрыгавший проклятия. Он бросился за беглецами, но поскользнулся в жидкой грязи и упал, истошно завопив, из чего Эштон заключила, что он или что-то сломал, или сильно ушибся.
Растянувшись на боку, он пытался левой рукой дотянуться до беглецов. В слабом свете было видно его измазанное грязью взбешенное лицо.
– Levántate, Luis! – визжала сеньора от двери. – Maldita seasa! Levántate y síguelos.
– No puedo, puta, me pasa a la piern[18].
– Забирайся в седло, Бога ради! – взмолился Фенуэй.
Он уже сидел на лошади, судорожно вцепившись в ручку чемодана. Казалось, прошла вечность за те несколько секунд, пока Эштон, обернувшись, смотрела на живописную картину во дворе кантины: на сеньору, стоявшую в дверях и требующую, чтобы ее деверь поднялся, и лежавшего в грязи Луиса, который в бессильной злобе тянул к ним руку.
За эти бесконечные мгновения в голове Эштон пронесся целый поток ругательств, оскорблений и проклятий в ее адрес. Они оба, и сеньора, и Луис, были ее обидчиками,