все, без всякого зеркала, очень отчетливо. Больные казались размытыми тенями на фоне пылающего ультрафиолетового и инфракрасного зарева, ярче всего сияло его собственное бело-голубое тело. Луиса опять начало тошнить. Согнувшись пополам, он изрыгнул сгусток крови и двух умиравших светящихся слизняков. Ничего, главное – держаться. Он точно знал, что сможет продержаться еще целую вечность.
Луис посмотрел вниз, прямо сквозь пол, сквозь пять этажей. Больница была сооружена из прозрачного пластика, пронизанного светящимися линиями электропроводки, усеянного сгустками энергии светильников, техники, живых существ. Множества живых существ. Мягким оранжевым светом мерцали здоровые люди, бледно-желтым переливались инфекции, серым – разлагавшаяся плоть, черным – будущая смерть.
Выпрямившись, он перешагнул через тела умиравших вампиров, через кислотные лужи, оставшиеся от слизняков, распахнул широкие двери, которые теперь свободно проницал его взор, и вышел на террасу, овеваемую свежим ночным ветром.
Внизу, привлеченные нестерпимым светом, ждали они. Сотни желтых глаз в глубоких черно-синих глазницах, сотни мертвых лиц и пульсирующих ртов. К больнице стекались все новые и новые вампиры.
Луис тоже посмотрел вверх и увидел в ночном небе немыслимое количество звезд, бесчисленные мерцающие источники излучения, протуберанцы невообразимых цветов. Он опустил глаза: тысячи бледных лиц горели, как свечи во время крестного хода. Луис взмолился о чуде. Взмолился, чтобы его хватило накормить их всех.
– Сегодня ты, о смерть, – прошептал он так тихо, что не услышал собственного голоса, – сама умрешь.
Луис ступил на перила, воздел руки к небу и спустился к тем, кто ждал его.
Предисловие к «Жертвоприношению»
Сейчас осень 1989 года. Совсем недавно я предложил свой роман «Утеха падали» для экранизации одной кино- и телекомпании. Хотелось попробовать на зубок ремесло сценариста – а вдруг из меня выйдет еще один Бен Хект.
– Ладно, – сказали продюсеры. – Только давайте сперва посмотрим, как вы справитесь с получасовым эпизодом для телесериала.
Я никогда раньше не писал ни пьес, ни сценариев, но ведь я родился и вырос во второй половине XX века и потому ощущаю себя так, словно прожил бо́льшую часть жизни в кино. В писательских кругах ходят разные страшилки про работу в этой весьма своеобразной среде: якобы там постоянно требуют все переделать из-за какой-нибудь ерунды; у подружки продюсера вдруг появляется «светлая» идея, и твой сценарий уродуют почем зря; они не очень-то жалуют писателей в принципе («Слышали анекдот про польскую старлетку, которая приехала в Голливуд? Чтобы пробиться, она спала со сценаристами!»); приходится идти на бесконечные уступки из-за сокращения бюджета, или предполагаемых запросов рынка, или чьей-то причуды… да из-за чего угодно. Словом, чего только не рассказывают.
Но как ни забавно, первый мой сценарный опыт получился довольно приятным и интересным. Переписать просили не очень