как сын ее пьет, и внуков маленьких трое. Так что думайте.
– Я согласен, – ответил он, почему-то сразу поверив правдивости ее слов. – Вам сейчас отдать?
– Давайте, – ответила она и, тщательно пересчитав деньги, спрятала их где-то глубоко в складках одежды. – И вот вам ключ, – сказала она, – кухня справа, телевизор в общей комнате. Если надо будет убраться или приготовить еду, обращайтесь, но за отдельную плату: завтрак, например, сто двадцать рублей, – добавила она. Он взял ключ и решил, что прежде чем заселиться, надо купить продукты, предметы гигиены и кое-какую одежду.
– Скажите, а как к вам обращаться? – спросил он хозяйку.
– Тетя Марьям, – ответила та, – и вообще, если нужно что-либо, не стесняйся обращаться, – помогу.
– А где можно купить одежду и продукты? – спросил он. Тетя Марьям оценивающе посмотрела на него, словно вычисляя в уме, что же можно предложить этому постояльцу, выглядевшему не просто как нищий, а как чудом выживший беженец из блокадного города, которому даже, может, подать из жалости какой-нибудь попрошайка с городского рынка. В любом другом случае она отказала бы ему от постоя, но он пришел от ее хорошего знакомого, а от того никогда не приходили несерьезные люди. Наконец просчитав в уме, что человек легко заплатил за месяц вперёд и теперь интересуется тем, как привести свой гардероб в порядок, она заключила, что парень недавно освободился из тюрьмы, что было недалеко от истины, и можно ему порекомендовать что-нибудь средненькое. Заметив, что постоялец молча ожидает от нее ответа, она спохватилась и быстро сказала: «Выйдешь на улицу, повернешь направо – увидишь остановку, подождешь автобуса или маршрутного микроавтобуса с номером три и езжай до «Западного рынка», там найдешь все, от трусов до галстуков». И крикнула уже вслед: «И смотри, чтобы тебя не обчистили карманники». Поблагодарив, он вышел на улицу и пошел в направлении, указанном тетей Марьям. В ватнике и в старых потрепанных, хотя и отстиранных в больничной прачечной, брюках и стоптанных туфлях он явно не вписывался в окружающий его городской пейзаж. Ему встречались разные люди: и хорошо одетые, и очень бедно. Он отметил про себя, что в городе даже нищие имеют некий городской лоск и порой одеты намного лучше, чем некоторые его односельчане, всю жизнь от зари и до заката работавшие на земле. Прохожие на него оглядывались, кое у кого на лицах появлялась брезгливая гримаса, словно столкнулись с чем-то грязным, обходили его как заразу, а кто-то шел мимо, не обращая на него никакого внимания. «Бедность в глазах людей выглядит как болезнь, – с грустью думал он, – которую надо лечить в первую очередь, хотя, с другой стороны, – утешал он себя, – все это надуманно и выглядит порой смешно, глядя на то, как человек приносит в жертву свою жизнь ради призрачного успеха. Прилагает невероятные усилия, чтобы соответствовать выдуманным кем-то стандартам, порою идет на сделку с совестью, посвящает все свободное время тому, чтобы быть похожим на других, и придерживается правил, которые придуманы