надо убирать в первую очередь, всех остальных – потом. Тихонов стащил с прицела винтовки матерчатый чехольчик, приник к резиновой тубе, натянутой на край оптического прибора.
До немцев было еще метров сто, не меньше, это часовому сгоряча, в первые секунды показалось, что они уже совсем рядом, рукой дотянуться можно, а на деле было пока далеко.
– Без команды не стрелять, – вновь подал голос Тихонов, – подпустим еще чуть…
Немцы хоть и шли на полусогнутых, – в стойке, которая, как вообще казалось фрицам, ходившим в наступление, может обмануть пулю, но пулю не обманешь – бесполезно, – а видя, что овраг молчит, никакой жизни в нем нет, начали распрямляться.
Лейтенант поймал в прицел щекастого, с розовым уверенным лицом офицера, шедшего почти на него, покосился на холщовый мешочек, который Брызгалов положил рядом – там находились две снаряженные обоймы и россыпью постукивали друг о дружку десятка полтора патронов… Спасибо сержанту-снайперу, запасливым оказался человеком.
Кто-то из немецкой цепи, – но не офицер, – видя впереди лещинник, показавшийся ему опасной стенкой, за которой могут прятаться разбойники, дал по веткам очередь из «шмайсера», сшиб несколько листьев и все, ничего больше не смог сделать. В ответ не прозвучало ни одного выстрела… Вообще – ни звука.
Немцы осмелели еще более, заговорили громко, перекрикиваясь и подбадривая друг друга, край оврага уже находился почти рядом – кто-то в цепи рассмеялся безмятежно, но в следующее мгновение овраг ожил, ударил плотным залпом, таким плотным, что показалось – кусты загорелись, над ними всплыл удушливый сизый дым.
За первым залпом ударил второй, потом третий…
Через несколько мгновений на земле лежала половина облавы, в том числе и два офицера. Оставшиеся, огрызаясь огнем из автоматов, попробовали отступить, но слишком уж они находились на виду, буквально были на ладони, – попадали кто куда, кто в воронку от гранаты, кто сунулся в земляную щель, но просидел там недолго – поползли фрицы к грузовой машине, появившейся на опушке рощицы.
– Забрать у убитых оружие и ранцы с провиантом! Хоть перекусим за счет вермахта… – велел Тихонов, и сразу несколько человек, несмотря на то что от рощицы постреливали, выметнулись за закраину оврага – голод не тетка, голод подгонял бойцов. Лейтенант похлопал ладонью по цевью снайперской винтовки, похвалил: – Толковое оружие!
Минут через десять, когда содранные с убитых ранцы были распотрошены, еда и имущество поделены, «шмайсеры» вручены в нагрузку нескольким бойцам, – лишние стволы никогда не помешают, – лейтенант Тихонов стер с подбородка, оскобленного утром золингеновской бритвой, крошки формового немецкого хлеба и сказал:
– А теперь приказ для всех такой… общий… За командира остается младший лейтенант Побежимов, помощником у него – сержант Стренадько, а я… Я остаюсь здесь – прикрывать вас.
– Как? Это несправедливо, – вскинулся Брызгалов.
– Этот вопрос не обсуждается,