свистеть, поправил очки и внимательно осмотрел старика.
Сегодня хозяин был особенно противен Евсею, весь день он наблюдал за ним с тоскливой злостью, и теперь, когда старик отошёл с рыжим в угол лавки, показывая там книги, мальчик вдруг шёпотом сказал сутулому покупателю:
– Тех книг не покупайте…
Сказал и вздрогнул в остром испуге. Из-под очков в лицо ему заглянули светлые прищуренные глаза.
– Почему?
Не сразу, с большим усилием, Евсей ответил:
– Я не знаю…
Покупатель снова поправил очки, отодвинулся от него и засвистал громче, искоса присматриваясь к старику. Потом, дёрнув головой кверху, он сразу стал прямее, вырос, погладил седые усы, не торопясь подошёл к своему товарищу, взял из его рук книгу, взглянул и бросил её на стол. Евсей следил за ним, ожидая чего-то беспощадного для себя. Но сутулый дотронулся до руки товарища и сказал просто, спокойно:
– Ну, идём…
– А – книги? – воскликнул рыжий.
– Идём…
Рыжий взглянул на него, потом на хозяина, его маленькие глазки часто замигали, и он отошёл к двери на улицу.
– Не желаете? – спросил Распопов.
Евсей понял по голосу, что старик удивлён.
– Не желаю! – ответил покупатель, пристально глядя в лицо хозяина. Тот съёжился, отступил, взмахнул рукой и вдруг неестественно громко заговорил незнакомым Евсею голосом:
– Воля ваша! Всё-таки этого я, извините, не понимаю…
– Чего не понимаете? – спросил сутулый, усмехаясь.
– Рылись два часа, сторговались и вдруг – почему? – тревожно выкрикивал старик.
– Хотя бы потому, что вспомнил я вашу противную рожу. Вы ещё не издохли?
Сутулый выговорил свои слова медленно, негромко, отчётливо и ушёл из лавки не торопясь, шагая тяжело, гулко.
Минуту старик смотрел вслед ему, затем сорвался с места, мелкими шагами подбежал к Евсею и, схватив его за плечо, быстрым шёпотом заговорил:
– Иди за ним, узнай, где живёт, иди! Незаметно, понимаешь, скорее!
Евсей упал бы, если б старик не удерживал его на ногах. Слова старика сухо трещали в его груди, точно горох в погремушке…
– Чего ты дрожишь, болван?
Чувствуя, что рука хозяина выпустила его плечо, Евсей побежал к двери…
– Стой!..
Он остановился, схваченный криком.
– Куда тебе, – разве ты можешь!.. А-ах…
Евсей отскочил в угол, он впервые видел хозяина таким злым, понимал, что в этой злобе много испуга – чувства, слишком знакомого ему, и, несмотря на то, что сам он был опустошён страхом, ему всё-таки нравилась тревога старика.
Маленький, пыльный старик метался по лавке, точно крыса в западне. Он подбегал к двери, высовывал голову на улицу, вытягивал шею, снова возвращался в лавку, ощупывал себя растерявшимися, бессильными руками и бормотал и шипел, встряхивая головой так, что очки его прыгали по лицу:
– Н-на-а, – подлец!.. Да-а, – подлец, – я жив!
И крикнул Евсею:
– Запирай лавку!
Войдя в свою комнату, он, перекрестясь, тяжело свалился